Неоконченное расследование

— Да, рассеянностью страдают многие, — с холодной сдержанностью согласился Хемингуэй. — Так значит, он старший ребенок и сейчас его младшие братья развлекаются с ружьем или вовсе его потеряли?

— Уверен, что это не так! — в смятении воскликнул пастор.

— Я тоже, — угрюмо заметил Хемингуэй. — И где проживает эта большая семья?

— Они живут во втором коттедже по этой же улице, возле самой дороги на Триндейл, — объяснил пастор, виновато глядя на Хемингуэя. — Там же, чуть поодаль, живет Ладислас Зама…

— Спасибо, сэр, — вежливо кивнул старший инспектор.

— Я знаю, о чем вы сейчас думаете, — сказал мистер Клайборн. — Что я бросаю тень подозрения на представителя достойной нации, подвергавшейся жестоким гонениям. Более того, на человека, о котором никто не может сказать ничего дурного.

— Не отрицаю, сэр, что мне пришла в голову мысль о странном поляке с непроизносимой фамилией, который проживает там же, — согласился Хемингуэй. — Но я никогда не спешу с выводами, сэр. Я прихожу к ним только при наличии конкретных фактов. Но я оценил тот факт, что вы заговорили об этом Ладисласе — так, кажется? Уверен, то, что вы говорите об одном из своих прихожан — достойно внимания.

— Боюсь, сэр, что не могу говорить о нем как о своем прихожанине, так как он им не является. Он ведь католик. Но я обязан проявить хоть минимальную заботу о человеке, который, лишившись семьи, дома и даже родины, оказался среди нас. Оказать ему хоть какое-то дружелюбие.

— Это делает вам честь, сэр, — искренне сказал Хемингуэй.

— Думаю, прежде всего, это делает честь ему, инспектор. Ведь когда во время войны здесь у нас появились поляки, никто этому особенно не радовался. Но все же, узнав, что этот молодой человек появился в Торндене, я счел своим долгом встретиться и поговорить с ним. И я был очень приятно удивлен, увидев в нем порядочного, целеустремленного и трудолюбивого человека. Без колебаний я представил его нескольким своим друзьям в Торндене, которые могли бы быть ему полезны, и никогда об этом не жалел. Достопочтенная миссис Докрэй приютила его, и, я должен признать, ее участие в его судьбе куда весомее, чем мое.

— Я не очень много знаю о нем, сэр. Но по крайней мере, мне известно, что во времена войны он добросовестно работал, а не гонялся за женами мобилизованных мужчин, — сказал Хемингуэй.

Хасвел, сидевший у окна, неожиданно рассмеялся. Пастор же начал вспоминать об иностранцах, которых судьба заносила в их места, незаметно перейдя к остальным жителям Торндена. Старший инспектор внимательно слушал, отсеивая ненужную информацию и пытаясь сосредоточить внимание на описаниях членов торнденского общества. О Линдейлах пастор не мог сказать многого, ибо они, как и Ладислас, воспитанные в католической вере, не были его прихожанами. Он сожалел, что молодые супруги ведут столь замкнутый образ жизни, лишь изредка показываясь на светских вечеринках. Мисс Патердейл пастор называл добрым ангелом его прихода и неплохо отзывался о миссис Линдейл, которую считал излишне застенчивой. Она обычно отказывалась от любых приглашений, ссылаясь на своего нуждающегося в постоянном присмотре ребенка. О семье Айнстейблов мистер Клайборн отозвался как о наиболее уважаемых в Торндене людях.

— Я только что беседовал с Айнстейблами, сэр. Сквайр и правда человек, воспитанный в старых традициях. Главный констебль говорил мне, что их единственный сын погиб во время войны и это такая же тяжелая потеря для всего Торндена, как и для семьи Айнстейблов.

— Как вы правы, инспектор! — искренне согласился пастор. — Самый лучший человек из всех, кого мне приходилось видеть на моем веку. Он стал бы достойным преемником дела отца. Какой удар для сквайра! Ведь кому-то из его родственников, живущих за рубежом, придется принять все его хозяйство, а вы знаете, как в Торндене относятся к чужакам.

— Будем надеяться, что эти перемены произойдут не так уж скоро. Сквайр кажется вполне здоровым и добрым, чего, к сожалению, не скажешь о его жене, — сказал Хемингуэй.

— Кто знает, что несет нам день грядущий, — тихо, как будто сам себе, проговорил мистер Клайборн.

— Согласен. Ни в чем нельзя быть уверенным, но…

— У сквайра грудная жаба, инспектор, — просто сказал пастор.

— Неужели, сэр?! — Хемингуэй казался потрясенным.

— Но это не повод для того, чтобы думать, что наш уважаемый сквайр не проживет еще много-много лет, — вмешался в разговор Хасвел.

— И мы будем молиться за него, дорогой Генри!

— С этой болезнью, как вы говорите, нельзя быть уверенным в завтрашнем дне, — проговорил Хемингуэй. — Тогда мне понятно, почему он кажется мне нервным. А ведь он не из тех людей, которые паникуют по пустякам.

— Он не инвалид, — сказал Хасвел. — Всю жизнь он был деятельным и энергичным человеком, и ему ни в коем случае нельзя менять образ жизни.

— Полностью с вами согласен, — откликнулся пастор.

— Он хочет сохранить хозяйство в отличном состоянии для племянника или племянницы. Ведь кто-то из них существует. Правда, в Южной Америке, — задумчиво сказал Хемингуэй. — Я видел, что на его территориях вырублено много леса.