— А как бы ты стал выбирать хоббита, подходящего для такого дела? — спросил Гэндальф. — Времени на то, чтобы перебрать всех, у меня не было. Однако в те дни я уже довольно хорошо знал Шир, хотя к тому моменту, как я встретился с Торином, я не бывал там более двадцати лет, поскольку был занят другими, менее приятными делами. Так что я, естественно, задумался о тех хоббитах, которых знал. Я сказал себе: «Мне нужно немножко бесшабашности Туков», — но не слишком много, мастер Перегрин, — «на крепкой основе из какого–нибудь более солидного рода, например, Бэггинсов». А это сразу привело мне на ум Бильбо. Когда–то я неплохо его знал, почти что до того времени, как он вошел в возраст, — лучше, чем он знал меня. Тогда он мне нравился. К тому же обнаружилось, что он «ничем не связан» — но это снова забегая вперед, поскольку я ничего о нем не слышал, пока не вернулся в Шир. А по возвращении мне стало известно, что он так и не женился. Это показалось мне странным, хотя я и догадывался, почему так получилось. Причина этого заключалась не в том, что думали большинство хоббитов. Они полагали, что все дело в том, что Бильбо рано остался один — при хороших деньгах и сам себе хозяин. Но я–то догадывался, что он не хотел «связывать себя» по другой причине, скрытой столь глубоко, что он и сам о ней не подозревал — а может быть, не хотел себе признаваться, потому что это его тревожило. И тем не менее Бильбо хотел иметь возможность уйти — когда подвернется случай или когда он сам соберется с духом. Я вспомнил, как подростком он без конца расспрашивал меня о хоббитах, которые «взяли и ушли», как говорилось в Шире. По крайней мере двое из его дядюшек со стороны Туков именно так и сделали.
Когда Гэндальф принял предложение Торина навестить его дом в Синих горах, то по пути мы побывали в Шире, однако Торин не согласился задержаться даже ненадолго, так что никакой пользы от этого посещения не было. На самом деле, высокомерие и пренебрежение, с каким Торин относился к хоббитам, так меня раздражали, что, думается, именно это впервые натолкнуло меня на мысль заставить Торина связаться с ними. Он не желал о них знать ничего, кроме того, что хоббиты— это такие землепашцы, которые обрабатывают поля по обеим сторонам древнего гномьего тракта, ведущего к Горам.
Наконец я принял решение и вернулся к Торину. Я застал его за советом с некоторыми из его родичей. Там были Балин и Глоин, и еще кое–кто.
— Ну, что ты можешь сказать? — спросил меня Торин, едва я вошел.
— Для начала, вот что, — ответил я. — Ты рассуждаешь как царь, Торин Дубощит. Но царство твое погибло. Если суждено ему быть восстановленным, в чем я сомневаюсь, основываться придется на малом. Не знаю, вполне ли осознаешь ты, сидя здесь, насколько могуч далекий Дракон. И это еще не все — в мире есть быстро растущая Тень, которая гораздо ужаснее. И они будут помогать друг другу.
Так бы оно и вышло, если бы я в то же самое время не организовал нападение на Дол–Гулдур.
— Открытая война будет совершенно бесполезна; к тому же тебе и не по силам ее начать. Тебе придется предпринять деяние более простое, но требующее большей отваги — отчаянной отваги.
— Все это звучит туманно и тревожно, — сказал Торин. — Говори яснее!
— Ну, во–первых, — сказал я, — тебе следует отправиться в этот поход самому, и тебе придется отправиться тайно. Никаких посланников, герольдов или вызовов, Торин Дубощит. В лучшем случае ты можешь взять с собой несколько родичей или преданных соратников. Однако тебе потребуется кое–что еще, о чем ты даже не думал.
— Назови же это! — сказал Торин.
— Минуточку!— сказал я. — Ты намереваешься иметь дело с драконом. И не просто очень большим драконом, но еще и очень старым и хитрым. Поэтому с самого начала своего похода ты должен принимать в расчет две вещи: его память и его чутье.