Неоконченный полет (сборник)

Оксана пробегала взглядом по белым, заснеженным нивам, задерживаясь на миг на каком-нибудь темном пятне, и снова торопилась в село. Все чаще посматривала в сторону темного леса, который виднелся из-за бугра и синел вдали заманчивым разливом: там сгущались тени и, казалось, растекались по степи, окутывали степь, затягивали даль дымчатым полумраком. Оксана боязно оглядывалась вокруг и еще больше торопилась. Но так и не успела добраться до дому засветло.

В широкой балке, где протекает теперь замерзшая и заваленная снегом речушка, возле дубняка, Оксане послышались мужские голоса, — будто совсем близко разговаривали. Она остановилась, посмотрела в ту сторону, никого не увидела, но ей от этого стало еще более муторно. Она почти взбежала по крутому подъему на гору. Оглянулась еще раз и — удивительно! — увидела, как в рощице, совсем близко от дороги, вдруг вспыхнул огонек, словно кто прикуривал цигарку. Вспыхнул огонек и потух. Оксана постояла, присматриваясь, не покажется ли кто на дороге. Никого не было.

Первая со стороны леса хата — Марфы Нарожной. Так по девичьей фамилии зовут Марфу до сих пор, хотя она замужем за Петром Глухеньким. Подходя к хате Марфы, Оксана забыла на какое-то время про то, что видела. Летом Оксана с Марфой работала на колхозной конопле. Убирали посконь, часто стояли рядом на делянке. Марфа все присматривалась к девушке, заводила разговор о том о сем. Слыхала от соседей, что Сергей ходит на тот край, где жила Оксана. Женщины были разными по возрасту, но в работе, в разговорах незаметно сдружились.

Зимой крайнее в селе подворье всегда больше других завалено снегом, хата занесена до самых окон. Оксана остановилась против ворот — увидеть бы Марфу, расспросить, как тут, в селе, что тут, о родителях своих и о нем бы хоть что-нибудь узнала... Никого не видать, словно вымерли. Нет, вот кто-то поднимается по сугробу. Неужели Марфа? Она. Несет солому в хату.

— Добрый вечер! — крикнула Оксана с улицы, стоя в нерешительности: подойти к воротам или подождать, пока ее узнают и подойдут сами.

Марфа опустила перед собой вязанку соломы. Солома сыпалась на ее ноги, но женщина не обращала на это внимания. Поправила платок и, не сводя глаз с Оксаны, медленно приблизилась.

— Оксана?

— Здравствуй, Марфа!

— Здравствуй...

Голос, походка, выражение лица Марфы показывали ее печаль и угнетение. Оксана сразу подумала, что Марфа, может быть, нездорова. Ей стало жаль женщину.

— Ни за что бы не узнала тебя, если бы не подала голос.

— Давно не виделись.

— Редко кто возвращается теперь домой, Оксана, если его взяли. Пойдем в хату, доченьку мою посмотришь. Не видела же...

— Ой, спешу домой — как только сердце не выпорхнет.

— Раз вошла в Белицу — считай, уже дома. У нас теперь тоже нет покоя.

— В чем дело?

— Да на нашем краю благополучно, а возле этой дороги...

Марфа освободила узенькую, еле протоптанную стежку, но Оксана не шла.

— Завтра забегу, Марфуша, завтра, — просила, наклоняясь, Оксана. — Вот возьми галетки Надюшке.

— Хоть знаешь же, что Сергея уже нет в Белице?

— Сергея? Где же он? — Оксана обмерла, едва не выпустив из руки гостинец.

— Скрылся.

Сергей когда-то жаловался Оксане на домашнюю обстановку, на Петра. Сейчас девушка подумала только про то, что он не ужился с Петром. «Значит, освободились-таки от Сергея».

— Пойдем, все расскажу. — Марфа понизила голос и осмотрелась по сторонам. Оксана пошла за Марфой.

Каганец не зажигали, сидели в темноте одетые. Надюшка ела галетки. Марфа рассказывала обо всем, как было, ничего не скрывая, сама не зная почему. Тяжело у нее было на душе, жила опять одна, не с кем за целый день и поговорить. Петро теперь боится ночевать дома, ходит к родным или к чужим людям, сапожничает. Жаловалась женщина Оксане на свою горькую долю, советовала девушке, как это обычно делают старшие, чтобы не торопилась с замужеством и не губила себя, как вот она.

А тем временем в дубовой роще, где вспыхнул было неосторожный огонек, три пары глаз следили за Марфиной хатой. Мужчины о чем-то переговаривались тихими голосами.

— До сих пор не выходила?

— Нет.

— Вот чертова баба!

— Это на час — не меньше.

— Нет, на бабский часок. Распустят языки — конца не будет.

— Разве на плите что подгорит, тогда спохватятся.

— Не видать, чтобы топилось.

— Сейчас Марфа затопит. У нас хата холодная.

— Вот бы затесаться в теплую хату к гостеприимной молодухе. Эх, сто пудов! Тишина, теплынь, на столе колбаса, шкварки, холодец, кровянка, а за столом — я и она.

— Вдвоем, значит, и никого больше?

— Ну хорошо, так и быть, беру и вас обоих.

— Зачем же мы тебе, ежели вы только вдвоем? — спросил бородач.

— Как зачем? Подкрепились бы малость, а затем я попросил бы вас закрыть дверь с той стороны. Сам небось понимаешь. Я не притрагивался к женщине с самого начала войны. Живу честно, не так, как другие.

— Что значит «честно»? Можно честно и сейчас, в войну, полюбить, жениться. Можно честно и переночевать у солдатки.

— Вот-вот, я это как раз и имел в виду. Мы с ней вдвоем, значит, остаемся, а вы, будьте добры, честно освободите помещение.