Неоконченный полет (сборник)

Сергей стоял, словно оглушенный. Все, что он делал до сих пор, чтобы попасть в партизаны, он считал честным, благородным делом, и так, как Марфа, еще никто не оценивал его поступки. Он вообще во всем поступал только так, как подсказывали ему совесть, честь, его собственные убеждения. Свои поступки юноша почти никогда не согласовывал со взглядами других людей, он и слушать не хотел о том, что про него говорят. С малых лет Сергей рос одиноким, школьные годы провел у сестры, которую никогда не слушался, и почти всю свою сознательную жизнь поступал так, как сам того желал. Борьба с оккупантами, полная приключений, опасностей и немыслимого риска, вошла в его жизнь тоже стихийно, она вытекала из природы его убеждений и понятий. Эта борьба была теперь его святым делом, всей его жизнью. От кого другого, но только не от Марфы можно было ожидать осуждения. И хотя сестра сейчас смотрела на него сквозь слезы, Сергею совсем не было ее жалко. Он до сих пор не умел пререкаться в чем бы то ни было со старшими, потому что не находил подходящих мыслей и слов. В таких случаях он только махал рукой и уходил прочь. Пробыв некоторое время в партизанском отряде, Сергей переменился — он чувствовал теперь не только силу своих убеждений, но и способность их защищать.

— Значит, и ты уже меня ненавидишь? Черт меня дернул сюда зайти!.. — Сергей вскипел, лицо его залилось краской. Он забегал взглядом по хате, ища, где положил шапку и рукавицы. — Что задумали — сделаем и без тебя. Вижу, и ты уже танцуешь под Петрову дудку. Вам только бы тепло в доме да в сусеке полно, больше и знать ничего не желаете. Не только немцев — Карабабы уже испугались, руки перед ним подняли. Я, Марфа, не буду таким, как ты хочешь. Я — партизан, слышишь, партизан!

— Будь кем хочешь, я тебе не мать, не голова над тобой, только и меня же пощади! — сказала Марфа. — Другие ради своих родных домой пробиваются, чтобы пережить лихолетье вместе, а ты сам на свой дом беду накликаешь.

— Кто это пробился домой? — Сергей оглянулся уже на пороге.

— Только что была у меня Оксана — вырвалась с аэродрома. Ради родителей это сделала и ради тебя, дурня. Если бы знать, что заявишься в дом с такими друзьями, я бы тебя не похвалила перед ней. Слова доброго не сказала бы, хоть ты и брат мне. Из-за тебя не будет жизни ни мне, ни ей, ни ее родителям. Даже подумать страшно: привел шайку в свое село чинить расправу. Завтра же сюда налетит целая туча немцев. Все сровняют с землей! И следа от Белицы не останется. Разве вы устоите против такой силы? Армия придет — вот она и скажет им свое слово. Не изменяйся в лице, не кусай губы, а уходи или уезжай с моих глаз, чтобы я тебя не видела и не слышала. Вот уже кто-то плетется. Горе мое, снуют то во двор, то со двора. Подглядит кто — и пропали мы навеки.

Схватив автомат, Сергей выбежал из хаты. Марфа посмотрела вслед ему сухими, злыми глазами.

Она так и осталась стоять посередине комнаты, под лампой, которая висела на матице, — освещенная сверху, с тенями на лице и гневным блеском в глазах. Была готова сказать то же самое, что сказала брату, любому, кто войдет в дом. Пусть знают, что не ей с малым ребенком быть у них в помощниках. Она просит, даже требует, чтоб оставили ее в покое.

Но в дом никто не входил.

— Пойдем назад! — Сергей грудью остановил Бондаря в сенях.

— Что случилось?

— Ничего. Пошли.

Дмитрий выступил из-за лошадей навстречу Сергею.

— В чем дело?

— Пустое, — уронил Сергей, проходя мимо Дмитрия.

— Чего кипятишься?

Сергей стоял рядом с санями и молчал.

— Дмитрий, нам пока надо отказаться от своего намерения.

— Говори по-людски, что случилось? — В голосе Дмитрия слышался приказ.

— Марфа отказалась помочь, вот что! Выругала даже за то, что заехали к ней. Боится расправы. И Петра почему-то нет дома... Мне тут не все понятно. И потом... потом еще... Моя девушка работала на аэродроме, там, у них. Ее отпустили на несколько дней, но возвращаться она не собирается. Здесь все знают о наших отношениях. Ее завтра схватят первую. Не вышло бы так, как с Марией...

Тихо подошел Бондарь, слушал.

— Говоришь, работала на аэродроме? — горячим шепотом спросил Дмитрий.

— Где-то там.

— Это же здорово! — одним духом, обрадованно воскликнул Дмитрий. — Черт с ним, с дискантом, пусть еще немного попоет, от расплаты не уйдет. Мы должны сейчас же увидеться с этой девушкой. — Он схватил за грудки Сергея и Бондаря, притянул к себе. — Слушайте, давайте упросим ее вернуться на аэродром. Вы понимаете, что значит свой человек в таком логове? Когда мы все будем знать о нем, однажды ночью устроим хвастливым асам такой банкет, что шевченковские гайдамаки нам позавидуют! Ну, раскумекал, Сергей? — Дмитрий, увлекшись, встряхнул юношу.