Неоконченный полет (сборник)

— Есть, товарищ командующий! — Красицкий был полон чувства уважения к своему начальнику и горд от того, что тот обращался к нему в таком дружеском тоне. Красицкий понимал, что это значило: командующий и его штаб были удовлетворены боевой работой воздушной армии.

Пока экипаж У-2 был в воздухе, Красицкий, справляясь о нем в штабе, не раз вспоминал и подробности относительно кавалерийской дивизии, которые ему передал командующий, и добрый, почти товарищеский тон разговора, и боевое настроение сдружившихся, симпатичных лейтенантов. Занимаясь другими делами, Красицкий подсознательно переносил на все свой душевный подъем, вызванный визитом к командующему фронтом и удовлетворением, что такие бравые и надежные летчики взялись за важное поручение.

Когда Синюта появился в дверях один и, не подняв тяжелой головы, окаменело остановился на пороге, генерал сразу почувствовал, что стряслась какая-то непоправимая беда. Он попытался встать, но ноги его не слушались.

— Разрешите доложить, товарищ генерал...

Голос Синюты подтвердил догадку генерала. Да, стряслось невероятное. Лейтенант рассказывал о том, что и где с ними произошло. Красицкий слушал, его охватывало негодование. Он думал, как ему теперь быть перед командующим фронтом, что он на это скажет. Синюта, докладывая, думал, как и когда сказать генералу о своем предложении, из-за которого он и осмелился появиться перед ним.

Умолк. Если бы сейчас не сделал этого сам, генерал все равно прервал бы его.

Теперь слушал лейтенант. Ему казалось, что и эти минуты, и его голова набухают. Он видел только генеральские унты, которые метались по комнате. Слова впивались ему в сердце, он терпел, не решаясь ни вздохнуть, ни пошевелиться. Он понимал: необходимо выждать. Выждать.

Однако пора. Он должен подать свой голос.

— Товарищ генерал...

— Молчите!

— Я про Жаткова.

— Не имеете права произносить его имя!

— Я знал, что услышу такие слова, товарищ генерал.

— Знал? Недостаточное самонаказание!

— Товарищ генерал, Жаткова надо спасать.

— Сначала подать его на тарелочке в руки врага, затем спасать?

— Товарищ генерал, я — офицер Советской Армии, я... Он — мой друг! — Синюта посмотрел перед собой широким, открытым взглядом ясных глаз.

Красицкий остановился перед ним, словно наткнувшись на преграду. Их взгляды встретились. Глаза генерала горели гневом.

«Вспомнил, все вспомнил», — подумал Синюта, но эта мысль промелькнула мигом, не оставив на душе никакого следа. Он вновь ощутил возле себя присутствие Жаткова и осмелел еще больше.

— Если я не имею права говорить о Жаткове...

Генерал замер в ожидании.

— Мы не встретили в воздухе сегодня ни одного самолета. Ни нашего, ни чужого.

— Почему же не повернули назад, с половины пути, если лететь было невозможно? Лучше бы мне сейчас принять из ваших рук недоставленный.пакет, нежели слушать о потере штурмана и докладывать о чепе. — Генерал снова заходил по комнате.

— Мы летели, потому что могли лететь. Но потом... Потом ошиблись, товарищ генерал. Перед вами и перед Родиной я буду отвечать за эту ошибку один. Один, за двоих. Но если мы не спасем Жаткова, я тоже потеряю право на жизнь.

— Право на жизнь!

Подавленность, печаль лейтенанта пробуждала в душе Красицкого и злость к нему, и сочувствие.

— Пошлите, товарищ генерал, штурмовики на колонну. Я полечу с ними.

— Вот как! Мы уже пользовались вашей осведомленностью, лейтенант.

Генерал произнес эти слова с вновь нахлынувшим чувством неприязни к Синюте — как он посмел навязывать ему такое? Но вслед за этой, отрицающей, мыслью, его просто озарила иная. Он действительно пошлет штурмовики на Белгородский тракт. Надо уничтожить вражескую колонну.

— Бить! Бить! — громко прошептал генерал, стоя перед обледенелым, завьюженным окном. Стиснул до каменной твердости кулаки. Взмахнул ими в воздухе, словно что-то ударил, и сделал шаг к столу, на котором стоял телефонный аппарат.

— Что? — удивился он, заметив лейтенанта, который по-прежнему стоял возле порога. — Все?

— Все, товарищ генерал.

— Отправляйтесь в полк!

— Есть!

Лейтенант медленно повернулся, медленно открыл дверь. Он понял: генерал не должен терять сейчас ни минуты. Но ему хотелось знать, что же будет предпринято. Без этого он не может возвратиться в полк.

Вышел в комнату, которая служила генералу приемной. Здесь ожидали люди, было накурено, пахло жженой глиной. Синюта стоял, глядя в темный угол. Слышал, как мимо пробегали штабники, как тревожно гудел телефон. Казалось, что все это происходило где-то далеко-далеко. Его слух жадно ожидал чего-то иного.

— Девятку! И обязательно свяжитесь со мной.

Синюта энергично натянул рукавицы и вышел из помещения. Шел улицей в конец села, к аэродрому. В ветвях деревьев шумел ветер, скрипел снег под ногами. А ему хотелось услышать какие-то могучие звуки.

Гул моторов, взрывы, выстрелы... Где же они?

8