Неоконченный роман. Эльза

Я вспоминаю городок,
На веках голубую тень.
Автомобили — путь далек! —
Тут встанут лишь в дождливый день.

Белье, как пестрые цветы,

Без сожаленья ветер рвет.
Протяжный клекот с высоты —
Печальных уток перелет.

И есть свои приметы там —

Их память навсегда хранит,—
Откроют окна по утрам,
Как парус, штора полетит.

По праздникам гурьба подруг

На берег вечером: спешит,
И белизна девичьих рук
Матросам головы кружит.

О мореходы пресных вод,

Свидания у тополей,
Их каравелла не уйдет
В пучины пенистых морей.

Не в этом суть, скажу я вам.

Все женятся. Один конец!
Иные плотники и впрямь
Ведут Марию под венец.

Мужья — легко поется им,

Божба не в труд и брань не в труд,
А срок придет — и женам злым
Они любовников ведут.

Супруг приходит поздно в дом.

Анисовый тяжелый дых.
Растит супруга день за днем
Детей внебрачных и родных.

Так было после той войны:

Герои памяти хотят.
Воспоминанья не нужны
Живым — они с другими спят.

Сбор ягод кончен наконец,

Бочонки для вина готовь.
Немного ангельских сердец
Меж лоз двадцатых тех годов.

Я не разумен был, а шал.

Кто ж все-таки ушел из нас?
Как знать, зачем песок упал
Не тут, а там на этот раз.

На праздник я сюда попал.

Гулял вечерний городок.
Куда не ступишь ты — запал
Огонь веселый из-под ног.

Цвели ракеты у реки,

И дети факелы несли,
Шли, как пророки, старики,
Шла молодость — краса земли.

И позолоченных святых

Всю ночь народ куда-то нес.
Внезапно в сумерках густых
Лавандой ударяло в нос.

Со мной багаж и маята…

А та — страдание мое! —
В Венеции смеется та,
И я стал прошлым для нее.

Манил тот город, как вокзал,

Который видишь миг один.
Я у Терезы номер снял:
Тринадцать. Площадь Тамбурин.

На площади платан шумит,

Ступай туда в досужий час.
Нас одиночество томит,
Безделье связывает нас.

Я обожаю влажный шум

Фонтанов, бьющих из камней.
Прощай, принцесса тайных дум!
Не проще ли болтать о ней?

Недалеко от шлюзов есть

Цыганам отданный квартал,
Там смолоду — на что, бог весть! —
Ты силы сердца отдавал.

Толпой мы собирались там

По вечерам, и при луне
О будущем гадали нам
На мутном молодом вине.

И перепляс и плеск ладош…

Один бокал, другой бокал…
И ты минуты не найдешь
Понять, что новый день настал.

Домой бредешь веселый ты,

Хмельной, в кармане ни копья.
Везут тележками цветы.
В ладони — вся судьба твоя.

Я три недели жил, тая

Вас, среди праздной суеты,
Немыслимая боль моя
И стыдные мои мечты.

Раз над рекою, — почему

Замешкалась ты? Уходи!
Шел дождь. Зачем он, не пойму.
Бывают летом и дожди.

Коснулся я ее руки.

Она пошла за мной вослед.
Ее глаза так далеки,
В них безрассудства яркий свет.

Легка, изысканна, горда,

Как олененок с дальних гор.
Я чужестранками всегда
Был очарован, с давних пор.

Для них так просто все вокруг,

Все трогают, что видит глаз.
О чудо, словно сходишь вдруг
На новый берег в первый раз.

Но иногда невольный жест.

У чужестранки — лишь один! —
А в нем ветра далеких мест
И небеса иных глубин.

Вдруг ветерок по глади вод

Проходит легкою волной —
И в шкафном зеркале встает
Мир незнакомый, мир иной.

У тихих рек сухой земли

Своя повадка, свой язык,
Несут по рекам корабли
Табак и сахарный тростник.

А может быть, другой заход,

Другой простор, другой туман…
В сияньи северных широт
Уходит судно в океан.

Одной сияют до утра

Цветные птицы островов,
Другой — Сорренто вечера,
А третьей снится бой быков.

А эта быстро говорит,

Цветком магнолии дыша,
И платье с плеч ее скользит,
Как бы навстречу мне спеша.

А я всему поверить мог,

И клятвами слова считал,
И колокольчик за цветок
Страстей господних принимал.

Что делать! Очень далека

Любимая мной до сих пор…
Чья богохульствует рука,
В ее окне касаясь штор?

Адриатических валов

Зеленоватая вода,
Твоих москитов, островов
Я не увижу никогда.

Из женщин тыща и одна

Тотчас забудут песню струн,
Едва теряется она
В слепящей синеве лагун.

Подруг своих короновал

Короной будущего я.
Морскую ширь я обнимал.
Сирена новая моя!

Я снова музыкою жив,

Опять тону в ее волне,
Банальной песенки мотив
Поэзией сдается мне.

А те уйдут и улетят…

Погибнут нежные стихи.
Имен исчезнет аромат.
Так что ж останется? Духи.

Всю душу я игре отдам

Короткой ночью, длинным днем,
Чтоб утром: «Бон суар, мадам!»
Любовь окончится с дождем.

Машина мчалась вдалеке —

Я видел из-под синих век.
Лишь в дождик в этом городке
Бывает счастлив человек.