Что за далекий берег, где в песках чертополох синеет?Пространство странное, где колыханьем трав прощаются все время дюны.И светят с неба спелые лимоны — пойми попробуй, солнца́ или луны.Там в массах звездной пыли вязнут ноги,Слюдою катастроф блестят дороги,Погибших кораблей разбитая посуда,Известняки глубин, останки из-под спудаИсчезнувших в веках морских цивилизаций.Огрызки пробок, минералы в иле…Все, что приливы и отливы позабылиОранжевые отблески созвездий,В отчаяньи отчаливших без вести.Соль въелась в горло мне, чтоб там навек остаться.Я в этот вечер снова вижу утро в Арделло́.Когда прилягут человек и мореВ конце концов, затем чтоб просто умереть,Всегда ли это пена выступаетНа их губах? А может быть, улыбка —Каемка белая вокруг усталости земной.Ио погляди, среди морской травы и придыханий волнЕще упрямо бьется чье-то сердце.Иль это раковина, схожая по формеС огромной пустотой внутри меня,С тем, что я вырвал из своей груди,Не отыскав тебе цветов на рынке.Все это было так давно, на пляже.Мы были — помнишь? — с матерью твоей.Прижми же к уху черный перламутр, любовь моя.На нем записаны, как на пластинке, все слезы, пролитые в мире.Ты слушаешь далекий гул. Твои глаза становятся все ширеПотом положишь это все ты на камин в отелеС почтовыми открытками. Потом пройдут недели.Ты позабудешь колокол и стоны океанаДля граммофона, что весь день твердит: The man I love[10].Ты помнишь ли, ты помнишь ли, то лето было тусклым.Как и песок, и мы с тобой — под ветром Арделло́.Это сердце мое, это сердце твое валяются в нашем номереМежду фарфоровым слоном, булавочной подушечкой,Ты сердцу не поверила, хоть песня в нем звучала.И верно, сердцу нужен срок, чтоб доказать любовь.А просто биться и болеть — какое доказательство?!Слушай, слушай опять, не погаснет она никогда,Эта темная жалоба раковины Арделло́.