Неон, она и не он

– Ну, хотите, я наряжусь в джинсы и свитер? – виновато спросила Наташа.

– Да толку-то… – обронила Светка, любуясь подругой.

– Я в этот раз даже прическу не стала делать! – оправдывалась Наташа.

– Да успокойся ты, глупая! – обняла ее Светка. – Ты лучше скажи – со свадьбой все по-прежнему?

– А как же! Свадьба в апреле! Готовьтесь! – воодушевленно отвечала Наташа.

– Нам бы тебя замуж отдать, тогда и вздохнем, наконец! – громыхнула Светка.

Ждали Юрку с женой, и наконец, они явились. Юрка с порога громко и зычно распахнул ворота своей души и быстро очаровал Наташиных подруг, а после крепких рукопожатий, подкрепленных прямым, честным взглядом, сошелся с их мужьями. Через пять минут после знакомства он, посулив женщинам брудершафт, уже завладел мужским разговором, в то время как купечески величавая Татьяна уплыла на кухню, где сразу понравилась Светке.

Через десять минут взялись за проводы старого года. Оправляя подолы, одергивая полы, ослабляя галстуки и покашливая, гости послушно ждали, когда новый хозяин этого дома произнесет приветственное слово. Он медленно, внушительно встал и сказал:

– Друзья мои! Вы не представляете, как нам с Наташей приятно видеть вас снова у себя в гостях! Если считать, что каждый год благородное вино вашей дружбы крепчает на градус, то сегодня крепость его подступает к крепости портвейна… да, да, не шучу, портвейна, но не того, что три семерки, а настоящего, который выдерживается десятилетиями и стоит дороже коньяков!

Я, примкнувший к вам год назад, с удовольствием вдыхаю вместе с вами аромат этого чудесного напитка и радуюсь, когда мне достается хотя бы глоток. В благодарность за вашу дружбу я хотел бы кое в чем вам признаться…

Дело в том, что уходящий год был самым лучшим, самым счастливым годом моей жизни. Я вдруг открыл вокруг себя прекрасный мир с высокими голубыми небесами, изумрудными полями и лазурными просторами морей, золотыми закатами и бриллиантовыми украшениями ночи. С нежным пением птиц в прозрачной тишине, с чистым пьянящим воздухом и пряным ароматом роз, с томительными цветными снами и радостными пробуждениями. У этого мира редкий и волшебный вкус дикого меда. И если он иногда горчит, так ведь горечь – обратная сторона сладости. Самое удивительное, что этот мир существовал всегда, но узнал я о нем только теперь…

Он помолчал и обвел глазами притихших в приятном недоумении гостей.

– Вы спросите, в чем причина моей близорукости, и я отвечу: причина на удивление проста – я и не подозревал, что у этого прекрасного мира есть имя…

Кое-кто уже догадался, к чему, а вернее, к кому он клонит и, выдержав эффектную паузу, он закончил:

– Так вот, у него оказалось имя, и имя ему… Наташа!

Пару секунд было тихо, а затем тишину сменил одобрительный ропот. Гости явно не ожидали от жениха такого откровения. Только почему же нет? Он дома, а значит, может говорить все, что пожелает. А он желает говорить и думать только о НЕЙ. Всегда. Везде. Даже рядом с ней. Даже во сне.

Между прочим, в отличие от изломанных, исковерканных, неремонтируемых героев постмодернистского зазеркалья, которым, если уж говорить откровенно, в наше цельное и насмешливое время нет места в этой жизни – так вот, в отличие от таких героев ему нет нужды казаться кем-то другим, чем он есть на самом деле. Он бесхитростен, честен и неделим. Его вдохновение – расчетливое, прицельное и цельнометаллическое – питается одним намерением: удалить из рациона вдовствующей королевы мертвую воду воспоминаний и заменить ее живой водой любви, после чего вырвать ее из лап дикого северного дракона и увезти в безопасное место. До остального ему нет дела. На остальное ему плевать. Пропади все остальное пропадом!

Покрасневшая Наташа сидела рядом с ним, опустив глаза, и он, преодолевая оживление, закончил:

– А потому, друзья мои, я предлагаю выпить за те чудесные незабываемые мгновения, которые каждый из вас, я уверен, пережил в уходящем году!

Все без исключения принялись аплодировать. Он со вкусом раскланялся.

– Горько! – зычно провозгласил Юрка, и все дружно и радостно рассмеялись.

Он сел, повернул к Наташе возбужденное лицо, и она легко коснулась его губ.

– Спасибо, Димочка… – не пряча признательных глаз, шепнула она.

Он поймал ласковый Яшин взгляд и восторженный взгляд Марии. Остальные тоже поглядывали на него с одобрением.

Собственно говоря, застолья такого рода, как и все прочие коллективные психические расстройства похожи друг на друга, особенно после третьей рюмки. Когда последовал перерыв, и женщины собрались на кухне, первой не выдержала Юлька:

– Наташенька! – воскликнула она. – Я чуть не прослезилась! Такие слова, такие слова!

– А я чуть не описалась! – не менее растроганно призналась Ирка.

И все остальные выразились приблизительно в том же духе. Улучив момент, Светка склонилась к ней, понимающе улыбнулась и, понизив голос, сказала:

– Ну, подруга, вижу, ты его крепко поцеловала! Ну, как, самой-то понравилось?

Наташа вспыхнула и в тон ей ответила:

– Такая гадость! Не понимаю, как тебе это нравится!