Фостер не сводил пристального взгляда с её напряжённого лица, в полной мере воспринимая то гнетущее чувство волнения, что расплескалось в её горящих янтарных глазах. Наблюдательность дополнила это впечатление, обратив его внимание на мелкие капельки дождя, стекающие по её наполовину скрытому за маской лицу и гладким пластинам брони. Попадая на капиллярные жилы, они подсвечивались золотистым светом.
Задумчиво дёрнув бровью, она убрала спадающую прядку пепельных волос, под которой показалась совсем свежая, ещё кровоточащая ссадина. А потом добавила:
— Честно говоря, меня очень напрягает ситуация на фронте. Весь наш прежний успех тает на глазах,— в подтверждение своим словам Флейм указала на изрядно потрёпанного догфейса.
— Ну в нашем деле это вещь переменная. Сегодня так, завтра иначе. И пойми, от чего это зависит! Главное, что вы вернулись, как и уходили!
— Фостер!— она усмехнулась,— Ты как всегда полон надежды! Я тебя обожаю за это!
Солдат засмеялся в ответ. Подобные разговоры у них всегда происходили в трудные моменты, и каждый раз заканчивались одинаково. В плане последней фразы с Флейм он был солидарен. С ней было легко найти общий язык, особенно ему с его неугомонным энтузиазмом. Она не осекала его в затеях, как командир даже потакала очередной своеобразной идее.
Резко выдохнув, словно отпустив на волю тяжёлые мысли, она снова обернулась к нему лицом, протянув руку к затылку и дезактивируя Чэйзера. Капиллярные жилы на броне начали сильно пульсировать ярким оранжевым светом. А после, чёрные пластины, покрывающие её тело, скрылись одна за другой, оставив после себя лишь мерцающие прямо на коже дорожки, которые ещё продолжали светиться под одеждой.
Она не убирала руки с затылка, а глаза так и продолжали гореть янтарными всполохами. Зерно недоумения упало в мысли Фостера — что-то шло не так. Он знал, что глаза должны были потухнуть вместе с пластинами и стать естественного цвета. Но Флейм вдруг резко замерла, впечатавшись сосредоточенным взглядом куда-то в пол. То ли она сама не давала Чэйзеру до конца скрыться, то ли проблема таилась в другом.
— Что такое?— взволнованно позвал Фостер.
— Процессор опять барахлит. Вроде ничего серьёзного,— она наконец подняла голову и посмотрела ему в лицо обычными карими глазами.
— Ты уже давно с ним мучаешься. Странно… Может к Норду обратиться? Они как раз вчера вернулись с рейда,— даже не подозревая, насколько наивно, предложил Фостер.
С точки зрения логики, говорил он правильно. Однако для Флейм его слова звучали иронично. И маски, скрывающей саркастичную улыбку, уже не было на лице, поэтому ей пришлось приложить нимало усилий, чтобы сохранить спокойное выражение.
А Фостер, раскручивая в голове этот вариант, тем же уверенным голосом добавил:
— Он же у нас профи по ним.
— Да, ты прав. Надо подумать об этом. Пойдем. Угостишь твоей фирменной шипучкой?— похлопав товарища по плечу, она направилась к выходу из отсека.
Впереди ещё ждал целый шквал работы, а отдохнуть после тяжёлого рейда хотелось невыносимо. Даже родной Фостер, её надёжный товарищ и верный друг совсем не подозревал, чем были увлечены её неуловимые мысли. Он по привычке думал, что она так озадачена и поглощена проблемами на фронте. Так-то, оно было так. Но на каком из них?
***
Необузданные, до дикости смелые мысли терзали её перегруженное сознание, отгоняя сон далеко и надолго. Даже глаза отказывались закрываться. И она считала себя уставшей. В подобном состоянии любой звук или свет становился главным объектом негодования. Даже крохотная лампочка в другом конце комнаты, и та препятствовала долгожданному сну. Флейм терпела, честно и порядочно. Но её терпению пришёл конец.
Мысли так неотступно стучались в её сердце, и она всё-таки им открыла. Позволила тем сокровенным образам и словам вновь воскреснуть из памяти. Пронзительный, до дрожи таинственный взгляд сапфировых глаз, воссозданный кистями сознания, заставил её сердце остановиться на долю секунды. По всему телу, начиная от грудной клетки, расплескалось упоительное тепло. Воздуха вдруг стало не хватать. Она закрыла руками лицо, вслушиваясь в бешеный ритм собственного сердца, которое как будто сошло с ума от одного лёгкого воспоминания.
И так происходило постоянно, стоило ей только неловко затронуть мыслями память о нём. Одно прикосновение к обложке этой открытой книги напрочь выбивало её из колеи. Ненавязчиво, но крайне сильно. В бою это не мешало. А вот по ночам отнюдь. И дальше всё, как по сценарию. Она усмехнулась, когда в голове появились образы её самой, её горящих янтарных глаз, притягивающих к себе, словно магнитом. Мягкое тягучее тепло вдруг собралось в один плотный ноющий комок у самого сердца. Это были не её воспоминания и не её чувства, но она ощущала их, как свои собственные.