Неоновые росчерки

Парень не спрашивал, а просто ставил Полунина в известность. Леонид недовольно скривил губы, но кивнул и спросил:

- Что-то случилось?

Лёва кивнул.

- Посмотри новости, в городе ночью прогремел масштабный взрыв.

- О, а я видел, - вмешался Гена и посмотрел на друга. - А у тебя там, что жил кто-то из близких...

- Нет, - Лёва мотнул головой, - но в новостях сказали, что взрыв удалось предотвратить благодаря... одному подполковнику из УГРО.

- И какое это имеет отношение к тебе? - с легким подозрением спросил Леонид.

- Такое, что рядом с этим подполковником часто ошивается одна... синеглазая особа, чья судьба мне, более, чем небезразлична. А ещё больше мне небезразлична лучшая подруга этой самой особы, и я обязательно должен быть сейчас рядом с ними. Я свяжусь с тобой, Леонид. До скорого.

Не дожидаясь ответного прощания, парень быстро оделся и вышел из кухни, а затем негромко хлопнул входной дверью.

Анжелика секунду смотрела вслед ушедшему Лёве, а потом перевела взгляд на Леонида.

- Он какой-то... немного странный. Нет?

Гена и Леонида лишь пожали плечами.

- Зато ответственный, пунктуальный и отлично знает своё дело, - похвалил Лёву Полунин. - А теперь, Анжелика, если ты обещаешь больше не истерить и доверится мне, давай проработаем наш план по твоему внедрению более детально. Гена, допивай чай, нужно показать твоей сестренке ту трёхмерную модель больницы, которую ты создал.

- Она ещё не закончена, - напомнил парень.

- Там уже есть всё, что нужно, - отмахнулся Леонид.

ЖАННА МИКАДЗЕ

Понедельники, 23 марта. Раннее утро.

Она выглядела настолько невинно, с таким безмятежным выражением лица, что можно было подумать будто она и вправду лишь уснула.

И стоит только её коснутся, как она тут же откроет глаза...

Но этого уже никогда не случится. Ирина Токмакова уже никогда не откроет глаза, никогда не улыбнется и никогда не обнимет свою мать...

Чувствуя, стекающие по щекам слёзы, Жанна стояла перед выдвинутой из холодильной камеры металлической полкой. На ней неподвижно возлежала Ирина... Её Ирочка, её маленькая родная доченька... ребёнок, которого она так долго желала, несмотря на неутешительные предположения врачей относительно её способности выносить и родить.

Жанна всхлипнула, зажмурилась и заплакала. С невыносимой выцарапывающей с кровью саму душу глубокой болью. Её тело поразила слабость, как при сердечном приступе и Жанна пошатнулась. Она упала бы, если бы не ухватилась за металлическую полку с телом её дочери.

Склонившись над обманчиво мирным и сонным лицом Ирины Жанна зарыдала в голос. По её скривившемуся лицу с дрожащими губами скатывались бесконечные капли слёз.

Жанна сгорбилась над телом дочери, задыхаясь от слёзной ядовитой горечи.

Дрожащей рукой, кончикам пальцев она с благоговением коснулась лица дочери.

Несмотря на боль и истовое невысказанное желание Жанны, Ирина не очнулась.

Её дочь не шевельнулась, не открыла глаза и не сказал ни слова.

Её дочери больше не было. Осталось только холодное тело. Холод и... пустота.

Такая же серая пустота, лишенная чувства жизни, как та утренняя бесцветная серость утренних сумерек за окном.

Таким отныне будет и мир Жанны Микадзе.

Спустя полчаса, вернувшиеся в помещение сотрудники морга, наконец, сумели уговорить судью уйти.

Жанна, покачиваясь и то и дело опираясь ладонью на стены, с трудом смогла выйти из здания морга.

На улице ей стало лучше. Слегка. И ненадолго.

Сейчас она стояла возле своего серебристого Мерседеса Е-класса и невидящим взором, отстраненно смотрела вдаль. В её правой руке истекала вьющимся дымком выкуренная наполовину сигарета. Ещё две таких же, валялись у ног женщины.

Проходившая мимо полноватая пожилая женщина фыркнула и возмущенно покачала головой.

- Тебе, что, - громко обратилась она к Жанне, - тяжело окурки в урну выбросить. Вон же стоит, через дорогу!

Женщина мотнула рукой с пакетами в сторону остановки, где чернела цилиндрическая мусорная урна.

Жанна посмотрела на женщину так, словно с ней заговорил столб.

- Что ты сказала?! - проговорила она, презрительно скривившись.

Чересчур бдительная поборница чистоты на улицах, повторила.

Жанна, в ответ, демонстративно швырнула очередной окурок на асфальт и прошипела, громко, с яростью:

- Пошла на *** отсюда!

Полноватая женщина вздрогнула, поспешно отвела взор от гневно выпученных глаз Жанны, пугливо согнулась и поспешила прочь.

- Окурок ей в урну...- проговорила со злостью Жанна, - я бы весь этот ср**ый город окурками завалила до крыш, если бы это могло вернуть мне дочь!

Жанна закрыла глаза и перед её внутренним взором тут же всплыла кошмарная картина: тело её дочери, на котором багровыми 'звёздами' темнели следы от пуль.

От нескольких пуль автомата, из которого её застрелил малолетний недоумок.

Жанна грязно, со злостью, выругалась и замотала головой, как будто пыталась отогнать кошмарное воспоминание.

Но женщина знала, что расстрелянное тело дочери будет снится ей до конца жизни.

И есть только одна вещь, которая поможет ей обрести силы, чтобы жить дальше: приговор.

Самый суровый, самый жестокий и тяжелый приговор для банды малолетних ублюдков.