Неоновые росчерки

- Я отправлю вас в такой ад... откуда людьми уже не выходят никогда! - прошептала Жанна, снова чувствуя слёзы на щеках.

В голове Микадзе уже созрел план, как повлиять на судебный процесс, чтобы эта малолетняя сволота до конца дней, в мучениях, гнила в одной из страшнейших тюрем!

Но этого ей было мало. Жанна поняла, что ей мало просто добиться приговора убийц её дочери. Нет... Она должна вынести его сама!

Она должна судить их и решить их судьбу!

Они разрушили, а точнее с ожесточением расстреляли её жизнь из автомата. И в ответ, она имеет полное право поступить с ними аналогичным образом, пусть в аллегорическом смысле.

Жанна села за руль автомобиля, достала из сумочки таблетку седативного препарата, которым часто пользовалась во время длительных и изматывающих слушаний.

Женщина, вцепившись в руль, несколько минут выждала, когда лекарство начнёт действовать, угнетая нервную систему ровно настолько, чтобы заглушить её эмоции. Чтобы позволить её разуму соображать.

Жанна, несмотря на горечь в сердце, отлично понимала, что пока она сейчас будет убиваться по погибшей дочери, убийцы Ирины, эти малолетние подонки, могут избежать наказания.

Нет, их конечно осудят, но Жанну не устроил бы ни один приговор, после которого эти отморозки не станут пытаться покончить жизнь самоубийством.

Женщина, с переполненными мрачной ненавистью мыслями, повернула ключ в замке автомобиля.

Она слишком резко взяла с места, услышав, как взвизгнули стираемые об асфальт покрышки.

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Понедельник, 23 марта, раннее утро.

Мне обработали рану и перебинтовали голову. По словам врача, который мной занимался, мне крупно повезло.

- 'Чуть-чуть правее, и была бы задета височная артерия, - посетовал травматолог, изучавший мои ранения'.

Когда со мной закончили, вежливая медсестра проводила меня в одну из палат. Кроме меня здесь больше никого не было, хотя палата была с двумя кроватями.

- Тебе есть кому позвонить? - спросил медсестра, когда я села на одну из кроватей. - Нужно сообщить твоим родителям или родным, что ты в больнице.

- Я сообщу, - кивнула я.

Хотя, кому мне сообщать? Дяде Сигизмунду сейчас не до меня, Стас и так всё знает. А родители... папе я вряд ли дозвонюсь, а матери моя судьба давно безразлична.

Была бы моя воля, я бы вообще собралась и уехала... да вот только мне некуда. Домой мне нельзя, учитывая с кем связался мой дядя, лучше не нарушать его запретов. К Лерке я тоже не поеду, а домой к Стасу я без него самого не попаду. Так что до утра - я точно в больнице.

Я, не раздевшись и не расправляя больничную кровать, обреченно улеглась на неё и уставилась в потолок. Когда моя голова коснулась подушки, я почувствовала, как тяжесть резко нахлынувшей усталости разливается по телу. Какая-то неведомая сила, как будто придавила меня к кровати, сделав тело свинцовым. Закрыв глаза, я ощутила тошнотворное головокружение. Оно быстро прошло, а перед моими глазами замелькали видения воспоминаний.

В больнице хватало пациентов с разными проблемами и стены заведения были насквозь пропитаны их воспоминаниями.

Счастливыми, страшными, весёлыми и горькими. Лежа в одиночестве в полутёмной палате, я не была одна. Я была среди сотен людей, глядя на мир в разное время, разные года, десятилетия и в разных странах. А потом, когда этот хаотичный поток воспоминаний иссяк, вернулись воспоминания из квартиры 'Масок'.

Я увидела 'продолжение', узнала, что ещё Панкрат сделал той страшной роковой ночью. Хорошо, что со мной в палате больше никого не было, потому что я слышала, сквозь видение, как плакала от увиденного и умоляла Панкрата перестать.

Я не всегда могу себя контролировать. Когда я вижу слишком шокирующие вещи, слишком ярко ощущаю происходящее, я забываю, что это лишь отрывок минувших событий. Гнилая, болезненная кровоточащая частичка мрачного прошлого, навсегда засевшая в памяти пережившего её человека.

И я видела, что несмотря на совершенный ужас, Панкрат жалел о случившемся. Нет, он, конечно же, нашел себе оправдание - его жена сама виновата, 'довела', 'достала' и тому подобное - но сделанное им тяготило его на протяжении всех последующих лет жизни.

Видение продолжалось по кругу. В эти короткие мучительные мгновения я существовала между двух реальностей - моим настоящим и прошлым Панкрата. Я то пребывала в стенах палаты, то вновь оказывалась в квартире Рындиных.

Это не прекращалось, смена видений и движение людей в них ускорялось, искажался звук, в голове нарастала ломящая и распирающая череп боль.

Кто-то потряс меня за плечи, и я услышала обеспокоенное: 'Роджеровна! Роджеровна очнись, пожалуйста! Слышишь меня! Давай возвращайся... где бы ты там не была! Эй!'

Я медленно открыла глаза и поморгала. Когда мой взгляд сфокусировался, я смогла различить склонившуюся надо мной Лерку в лилово-бежевом свитере и черных кожаных брюках.

Логинова, сжимая пальцами мои плечи, настороженно и удивленно заглядывала мне в глаза.

- Ле-ера... - слабым голосом протянула я.

- Ну, слава Смешарикам! - выдохнула Лерка и опустилась на краешек кровати.