Неоновые росчерки

Потом, он стал пробовать найти сыновей, но оказалось, что у тех сложилась тяжкая судьба, и все трое, после своих шестнадцати-семнадцати лет сменили фамилию и имя. А жизнь раскидала их по разные стороны.

Однако, Панкрат сумел выяснить, что когда его малолетних сыновей забрали в приют они не прожили там и года, как собутыльница и, по совместительству, любовница Панкрата, Аделаида Каульбарс забрала их к себе. Она растила их вместе со своим сыном. И три брата вполне себе ладили с сыном Аделины.

- Подожди, - прервал повествование Панкрата, Стас. - Ты сказал 'Каульбарс'?

- Ну, да, - пожал плечами Рындин.

Стас достал телефон и начал быстро набирать какое-то сообщение, а потом жестом показал Панкрату, чтобы тот продолжал.

- Ну, так вот... - продолжил старик.

...Конечно, без помощи сестры, которая была уже уважаемым человеком в сфере юриспруденции, Аделине не почем не получить права на опекунство.

Панкрат не однократно пробовал попросить законной встречи с сыновьями, но суд отказывал ему, а Аделина отказывалась разговаривать на эту тему и не позволяла ни Панкрату приблизиться к сыновьям, ни троим его детям встретиться с отцом.

Аделина любила, но боялась Панкрата. Она отлично знала, что он сделал с Антониной. Пусть она и не могла её терпеть, и, возможно была рада тому, что Панкрат убил свою жену, она боялась Рындина и опасалась позволять ему видеться с детьми.

И, когда, из-за этого Панкрат впадал в ярость, ей становилось ещё страшнее.

Вот только, как выяснилось позже, боятся ей надлежало не Рындина.

Сыновья Панкрата прожили с Аделиной до шестнадцати лет, до той самой поры, как в одну из предновогодних ночей они не напали на неё.

Будущие Маски изрезали и покалечили приютившую их женщину. Их арестовали в тот же вечер, и через несколько дней после быстрого суда, малолетних садистов отправили в детские колонии, из которых они уже вышли совсем другими людьми.

- В колонии, - продолжал рассказывать Панкрат, - ими очень заинтересовались. Потому что у всех моих сыновей, как мне сообщили, обнаружилась удивительная патология - мало того, что они почти не ощущали боли, их организм обладал невероятными регенеративными способностями! Они почти не болели, быстро восстанавливались после любых драк и даже после огнестрельных ранений. Последнее выявилось во время подавления беспорядков, в одной из тюрем, где они, по словам Рындина, 'чалились' уже взрослыми.

При этих словах мы со Стасом обменялись короткими встревоженными взглядами: я помнила свои видения, в которых Неклюдов стрелял в Масок, а Стас, видимо, помнил рассказ Михея Малаховского, когда тот в упор расстрелял одного из масок, а тот и не подумал рухнуть на землю, корчась в предсмертных судорогах.

Слова Рындина подтверждали необъяснимую и пугающую способность Масок выживать после самых серьёзных ранений. Это придавало их лику дополнительного ужаса.

Как победить противника, обладающего сверх естественной возможностью столь быстро исцеляться и не чувствовать боли от ранений?

Помимо воли, у меня промелькнула мысль о том, что Маски... Трёхглавый Змей - это, если не идеальное, то близкое к этому орудие пыток, мести и убийства!

- Они пришли ко мне, примерно года три назад, может чуть больше, - продолжал Панкрат. - Сказали, что...

Он невесело усмехнулся.

- Сказали, что не могут без меня... Признались, что им страшно. Представляете? Все выше меня на полторы головы и больше раза в три, а бояться... Бояться, мои здоровяки, как мелкие зверьки в клетке.

'Нет, - подумала я с возмущенным осуждением, - скорее, как запуганные тобой дети'.

- Но, это не мешало им быть злобными и агрессивными. Убивали ли они уже к этому времени? Да, ещё как! Ты, начальник, ещё удивишься, когда начнешь копать. Жмуров, за моими сыночками, хватает...

- Кого они убивали? - с невероятной сдержанностью спросил Стас.

Рындин пренебрежительно хмыкнул.

- Да, сперва всякое отребье... Бомжей, пьяниц и бродяг... Мальчикам нужно было на чем-то вымещать свою злость и страх.

- Страх? - переспросил Стас. - А чего им бояться, твоим сыновьям?

Панкрат замолчал и одарил Стаса тяжёлым взглядом. Я затаила дыхание, ожидая его ответа.

- Меня, - наконец, изрёк Панкрат. - Мои сыновья...

Он шумно, с присвистом вздохнул.

- Они забрали себе в голову, что... Чёрт! Наверное, это какое-то отклонение... Не иначе, как от моей потаскушки-жены доставшееся им в наследство... Короче, они верят, что если перестанут убивать, то я... Я буду зол и начну убивать их. Я не знаю, откуда у них это убеждение, но они искренне уверены, что я могу приходить к ним во снах, что они никогда не смогут убежать от меня, и чтобы я уважал их, считал равными себе, они должны убивать.

Он пожал плечами.

- Собственно, мне это было до лампочки. Я больше боялся, что они однажды меня на ремни порежут... А оно вон, как выяснилось.

Он ухмыльнулся.

- Стоило мне на них прикрикнуть, как они едва не ***лись от страха.

Он засмеялся скрипучим смехом.

Но ни мне, ни Стасу это не казалось смешным.

- Давай ближе к делу, - пророкотал Корнилов.

Рындин перестал улыбаться и вздохнул.