Я должна бросить камень сейчас, чтобы спасти его!
Я видела, что я по-прежнему достаточно материальна в его воспоминании, чтобы вновь помешать этому, но... Но ведь тогда... Тогда умрёт другой...
Что мне выбрать?! Почему я вообще должна выбирать?! Почему я?! Почему?!!
Рука с зажатым камнем дрожала в руке, мои теплые слезы стекали по щекам.
Я не могла... я не смела... теперь, зная цену сделки, я не могла...
- Прости... - прошептала я, глотая слёзы и глядя в спину Никите. - Прости меня, пожалуйста... Пожалуйста, прости...
С величайшим трудом, сделав над собой огромнейшее усилие, я разжала дрожащие, сдерживаемые судорогой пальцы и камень выпал из моих рук.
Никита был уже возле дверей своего дома.
Дрожа от тихих горьких рыданий, чувствуя, как горло болит от застрявшего там комка, как у меня сдавливается грудь и легкие, я, сквозь туман слёз, видела силуэт Никиты.
Видела, как он подошел к дверям, как позвонил. Ему открыл убийца в Зелёной маске.
Воспользовавшись шоком и растерянностью Никиты, он ударил его своим огромным мачете.
Заливаясь бессильными слезами, я видела, как Никита, ковыляя и шатаясь, зажимая рану в животе, бросился в лес.
Я знала, куда он побежит, где сорвётся в овраг и где ему суждено будет умереть, в одиночестве, с ужасом осознавая неотвратимость происходящего. Замерзая и истекая кровью, он умрёт понимая, что никто не придёт на помощь, никто ему не поможет... осознавая, что это его страшный конец... что на этом... всё...
- Прости... - прорыдала я тихо. - Прости... пожалуйста...
- Я же говорила, что со мной ему будет лучше, - прозвучал в голове знакомый мне голос Евы Ожеровской.
- Простите меня... - взмолилась я.
- Тебе не за что просить прощения, - печально проговорил голос матери братьев Ожеровских. - Я знаю, чего это стоило... Я знаю, что ты пыталась...
Последнее слово воспоминаний матери Ожеровских растаяло в налетевшем шуме ветра.
Воспоминание исчезло, сникло, осыпалось тихим, едва слышно, шуршащим снегом.
Я стояла перед Геной, его, со слезами, заключила в объятия Анжелика.
- Гена! Гена!!! - рыдая, кричала она.
А он, в ответ, обнимал её и тихо, с хрипотцой, посмеивался.
- Да всё хорошо, чего ты... - говорил он.
Я стояла на коленях рядом с ними и видела, как брат и сестра с нескрываемым счастьем и взаимной родственной семейной любовью горячо обнимали друг другу.
Анжелика рыдала, Гена усмехался.
Я не смела на это смотреть.
Я поднялась, у меня опять была слабость. Голова мякла от неприятной тяжести и головокружения.
Вместе с морозом, в душу, в грудь, забиралось угнетающее и тоскливое чувство.
Я плакала, глядя в ночь и опадающий снег.
На плечо мне легла ладонь Амалии.
Не в силах больше терпеть, я обернулась и уткнувшись лицом в её грудь, зарыдала.
- Тише... - прошептала Амалия, успокаивающе гладя меня по волосам. - Ты молодец... Ты всё правильно сделала...
- Почему?! Почему я должна делать выбор кому жить, а кому... уйти?!! - тихо, всхлипывая, прошептала. - Почему я...
- Потому что у тебя есть силы, - шепнула мне Амалия.
- Я не хочу... я не могу...
- Ты справишься...
- Я не хочу...
Амалия помолчала, и вдруг, полным сочувствия голосом, проговорила:
- Я знаю, синеглазая, я знаю...
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Среда, 15 марта. Предрассветное утро...
Он весь обратился в единое напряженное сосредоточие всех инстинктов, рефлексов и умений.
Стас успокоил свое дыхание, усилием воли сдержал изматывающую нервозность.
Лес и ночь вокруг затвердели, стали нерушимы и непроницаемы. Всё вокруг готовилось к рывку.
К едино моментному броску. Только он, только это быстрое и стремительное движение хищника могло стать шансом на спасение.
Стас прекрасно осознавал, что у него будет только одна попытка и, что шансов у него немного.
Против него опытный боец спецназа ФСБ - обученный, закаленный и умелый. Против него человек, участвовавший в нескольких спецоперациях, боец, чья профессия во многом состоит из ликвидаций, штурмов или противодействия превосходящим силам противника.
Стас отлично знал, что спецназ ЦСН ФСБ - едва ли не лучший в мире. Поспорить к этими волкодавами могут разве, что американские 'S.E.A.L' или израильский Шайерет Маткаль, да и то при удачных обстоятельствах.
Корнилов гнал прочь любые мысли о поражении. Он подал сигнал Сене.
Тот швырнул гранату вверх, вперёд, как можно дальше перед оврагом, в котором лежал подстреленный парень в очках.
Мгновение, Сердце Стаса успело отстучать четыре быстрых удара. Брошенная Сеней граната перелетела овраг и с гулким мощным, как выстрел гаубицы, взрывом разорвалась в ночи.
На глазах у Стаса в ночи развернулся, распустился полыхающий огненный 'цветок'. Пламя озарило лес, на несколько оборванных мгновений стало светло, как днем.
В эти несколько коротких долей секунд Каульбарс был слеп и бессилен.
Послушное и тренированное тело Стаса, само рванулось вперёд. Корнилов действовал на рефлексах - на мысли не было времени.
Он слетел вниз в овраг, пока ещё не стихло эхо взрыва, пробежал мимо перепуганного парня в очках и залег на удобном пригорке.
Удар взрыва стих, растворившись и угаснув в чащи промерзлого леса.