Читаем Неоригинальный полностью

Мышкин. Удивительное лицо! И я уверен, что судьба ее не из обыкновенных. Лицо веселое, а она ведь ужасно страдала, а? Об этом глаза говорят, вот эти две косточки, две точки под глазами в начале щек. Это гордое лицо, ужасно гордое, и вот не знаю, добра ли она? Ах, кабы добра! Всё было бы спасено!

Ганя (пристольно глядя на князя). А женились бы вы на такой женщине?

Мышкин. Я не могу жениться ни на ком, я нездоров.

Ганя. А Рогожин женился бы? Как вы думаете?

Мышкин. Да что же, жениться, я думаю, и завтра же можно; женился бы, а чрез неделю, пожалуй, и зарезал бы ее.

В эту минуту появился генерал и пригласил князя для знакомства со своим семейством. Князь последовал за генералом, а Ганя сел за стол и стал перебирать и прочитывать бумаги на столе. Так прошло около получаса. Вдруг послышался голос Лизаветы Прокофьевны.

Голос Лизаветы Прокофьевны (из-за кулис). Как кто-о-о? Как Настасья Филипповна? Где вы видели Настасью Филипповну? Какая Настасья Филипповна?

Ганя сидит за бумагами и не обращает внимания на возгласы из-за кулис. Проходит ещё две-три минуты, и снова слышится голос Лизаветы Прокофьевны.

Голос Лизаветы Прокофьевны (из-за кулис). Я хочу видеть!  Где этот портрет? Если ему подарила, так и должен быть у него, а он, конечно, еще в кабинете. По средам он всегда приходит работать и никогда раньше четырех не уходит. Позвать сейчас Гаврилу Ардалионовича! Нет, я не слишком-то умираю от желания его видеть. Сделайте одолжение, князь, голубчик, сходите в кабинет, возьмите у него портрет и принесите сюда. Скажите, что посмотреть. Пожалуйста.

Ганя расслышав, что речь идет о Настасье Филипповне, насторожился.

Князь Мышкин выходит из-за кулис и идет к Гане.

Мышкин (мимоходом обращается к зрителю). Конечно, скверно, что я про портрет проговорился, Но… может быть, я и хорошо сделал, что проговорился.

Гаврила Ардалионович еще сидел в кабинете и был погружен в свои бумаги. Должно быть, он действительно не даром брал жалованье из акционерного общества. Он страшно смутился, когда князь спросил портрет и рассказал, каким образом про портрет там узнали.

Мышкин. Гаврила Ардалионович, голубчик… Лизавета Прокофьевна желает увидить портрет… Настасьи Филипповны. Я случайно обмолвился об ее портрете, который видел у вас…

Ганя (смущенно перебил). Э-э-эх! И зачем вам было болтать! Не знаете вы ничего… (обращается к зрителю) Идиот!

Мышкин. Виноват, я совершенно не думавши; к слову пришлось. Я сказал, что Аглая почти так же хороша, как Настасья Филипповна.

Ганя (возмущенно). Далась же вам Настасья Филипповна…

Мышкин (поглядывая на портрет Настасьи Филипповны). Мне бы портрет…

Ганя (немного задумавшись и смягчившись). Послушайте, князь, у меня до вас есть огромная просьба… Но я, право, не знаю…

Князь Мышкин терпеливо и молчеливо ждал окончания фразы.

Ганя. Князь, там на меня теперь… по одному совершенно странному обстоятельству… и смешному… и в котором я не виноват… ну, одним словом, это лишнее, – там на меня, кажется, немножко сердятся, так что я некоторое время не хочу входить туда без зова. Мне ужасно нужно бы поговорить теперь с Аглаей Ивановной. Я на всякий случай написал несколько слов (в руках его очутилась маленькая сложенная бумажка) – и вот не знаю, как передать. Не возьметесь ли вы, князь, передать Аглае Ивановне, сейчас, но только одной Аглае Ивановне, так то есть, чтоб никто не увидал, понимаете? Это не бог знает какой секрет, тут нет ничего такого… но… сделаете?

Мышкин (настороженно). Мне это не совсем приятно.

Ганя (трусливо посмотрел в глаза). Ах, князь, мне крайняя надобность! Она, может быть, ответит… Поверьте, что я только в крайнем, в самом крайнем случае мог обратиться… С кем же мне послать?.. Это очень важно… Ужасно для меня важно…

Мышкин. Пожалуй, я передам.

Ганя. Но только так, чтобы никто не заметил, (через паузу) и вот что, князь, я надеюсь ведь на ваше честное слово, а?

Мышкин. Я никому не покажу.

Ганя. Записка не запечатана, но… .

Мышкин. О, я не прочту.

Князь взял портрет и пошел из кабинета.

Ганя, оставшись один, схватил себя за голову.

Ганя. Одно ее слово, и я… и я, право, может быть, порву!..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Коварство и любовь
Коварство и любовь

После скандального развода с четвертой женой, принцессой Клевской, неукротимый Генрих VIII собрался жениться на прелестной фрейлине Ниссе Уиндхем… но в результате хитрой придворной интриги был вынужден выдать ее за человека, жестоко скомпрометировавшего девушку, – лихого и бесбашенного Вариана де Уинтера.Как ни странно, повеса Вариан оказался любящим и нежным мужем, но не успела новоиспеченная леди Уинтер поверить своему счастью, как молодые супруги поневоле оказались втянуты в новое хитросплетение дворцовых интриг. И на сей раз игра нешуточная, ведь ставка в ней – ни больше ни меньше чем жизни Вариана и Ниссы…Ранее книга выходила в русском переводе под названием «Вспомни меня, любовь».

Бертрис Смолл , Линда Рэндалл Уиздом , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер , Фридрих Шиллер

Любовные романы / Драматургия / Драматургия / Проза / Классическая проза
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия