Девушка разыгрывала еще только дебют своей жизни, и ему трудно было ей объяснить.
— Но ты мог победить, правда?
— Мог.
— А почему не победил?
В ее голосе было столько сожаления, что сам он не понял, как у него вырвалось:
— В другой раз выиграю.
— А если проиграешь?
— Значит, проиграю.
— Нет, я не это хотела сказать. Если проиграешь, не огорчайся, я с тобой разделю это горе.
Женщины такие: они или утешают нас, или гордятся нами. Они любят делить горе или победу, как… И он сказал:
— Как мы — фразы.
— Как мы — фразы, — отозвалась девушка.
Оба рассмеялись, потом девушка обернулась к соседнему столику и громко сказала:
— Пойдем, пора уже. Говорят, хорошая картина. Герой вспоминает свое прошлое. Интересно, правда?
— Интересно.
Стемнело. На улицах зажглись огни. Они шли медленно. Он был утомлен, никто не знал, какой длинный путь он прошел, чтобы закончить игру вничью, чтобы на душе у него стало спокойно. Никто не знал. И сам он не сказал, что утомлен. Впереди еще предстоял долгий путь, и если он смотрел назад, то только потому, что прощался с прошлым, а не жил им. Там, в прошлом, другая женщина все еще ждала его и, наверное, думала, что он устал и должен отдохнуть: отдохнет и вернется пройденной дорогой назад, к ней. А он хотя и устал, но идет вперед, и если смотрит назад, то только потому, что прощается с прошлым — с весенними вечерами своего детства, пахнущими печеными яблоками, с родными, сидящими под тутовым деревом, со своей матерью, с ее излучающими свет глазами…
— Будь светом, мать…
— Что? — удивилась девушка.
— Ничего, мать вспомнилась. Она так говорила, когда вспоминала свою мать.
У девушки мать была жива. Девушка была очень молода — она жила только завтрашним днем и не думала о том, что после завтрашнего дня наступит вчера, что тех, кто рождается, впереди ждет смерть.
Она не думала об этом и промолчала, потому что они шли в кино, герой которого вспоминает прожитое.
— Будь светом, мать…
— Не повторяй же. Не знаю почему, но мне от этих слов становится грустно. А потом мне кажется, что у тебя два лица: одним ты смотришь назад, вторым — вперед, и это меня смущает. Не повторяй.
— Будь светом, мать…
— Видишь, я прошу тебя, а ты повторяешь, — уже недовольным тоном сказала девушка.
А он не слышал ее. Будущее рисовалось ему как бы во мгле, а далекое прошлое стало видеться яснее, озарилось светом. И все это принадлежало ему, это был его мир. И потому он на этот раз повторил про себя: «Будь светом, мать». Повторил и улыбнулся девушке, которая шла рядом. Потом глубоко вдохнул воздух, и ему показалось, что земля пахнет печеными яблоками и он слышит голоса своих близких, ужинающих под тутовым деревом.
— Ты обещал, что расскажешь.
— Да, я дал слово и расскажу.
— Значит, расскажешь о Мшо?
— А потом и о других безумцах.
— И о себе расскажешь, ведь и ты безумец, в своем роде неповторимый безумец.
— Все неповторимы, и жаль, что многих уже нет.
— Жаль, — сказала девушка, хотя она и была очень молодой, не испытала утрат и не знала, что значит жалеть об ушедших.
Освещенные окна
Днем снег растаял, а ночью снова подморозило. Мороз сковал все вокруг ледяной глазурью. Черные стволы деревьев, казалось, окаменели, утратили свою гибкость и вот-вот на глазах рассыплются. Студеная зима сияла мертвой белизной холодного кафеля.