Неосторожность

Я сознательно произношу местоимение с нажимом.

Гарри молчит и смотрит в сторону. Я не давлю. С какой-то француженкой скорее всего. Если Мэдди захочет узнать, я потом выясню. У нас есть люди, выполняющие подобную работу. Сейчас это неважно.

Он смотрит на меня, у него яростно горят глаза. Голос тихий:

– Мне нужно поговорить с Мэдди, Уолтер. Если ты не прекратишь заговаривать мне зубы, я просто поеду к тебе и найду ее.

Я вздыхаю.

– Слушай, Гарри, я знаю, что тебе известно, где я живу. Но почему, как ты думаешь, ты встречаешься сначала со мной, а не с ней? Если бы Мэдди хотела тебя видеть, ты бы сейчас разговаривал с ней, а не со мной. Суть в том, что она не желает тебя видеть.

– Я тебе не верю.

Самым спокойным голосом я отвечаю:

– Честно говоря, мне плевать, что ты думаешь. Мэдди просила меня быть посредником. Не официально, конечно. Я не специалист по бракоразводным делам. Но я ее поверенный, как ты знаешь, и ее друг.

– Развод? Она думает о разводе?

– Не знаю, но я бы этого не исключал.

– Поясни, почему?

– Поясняю: потому что ты облажался. По-крупному.

– Да, Уолт. Поэтому я и пришел. Что я могу сделать? Мне нужно с ней увидеться, побеседовать.

– Мы ходим кругами. Ты признал в разговоре со мной, что у тебя был роман, ты солгал Мэдди. Нарушил свой брачный обет и, самое главное, растоптал ее доверие и ее сердце. Allegans suam turpitudinem non est audiendus, – несколько помпезно добавляю я.

– Что?

– Это переводится, как «того, кто сам заявляет о своем бесчестии, слушать не следует».

Я знаю, это слишком, но удержаться не могу.

Гарри смотрит на меня отчасти с удивлением, отчасти с презрением.

– Ты хочешь сказать, что я не имею права поговорить с женой?

Я вижу, как под его пиджаком вздуваются мускулы, а руки сжимаются в кулаки.

– Я этого не говорил.

Он резко встает:

– Это безумие!

Я не шевелюсь. Больше всего ему бы хотелось ударить меня. Вместо этого я разряжаю ситуацию.

– Психическое здоровье мы тут не обсуждаем. Слушай, если есть кто-то, кого это все приводит в отчаяние, то это я, – говорю я немного неискренне. – Я меньше всего хотел, чтобы вы двое оказались в таком положении. Но это случилось. И, будем говорить прямо, по твоей, черт тебя подери, вине. Так что, если уж мы взялись говорить о психическом здоровье, то позволь тебе заявить, в сугубо немедицинском смысле, что ты спятил.

Гарри снова садится, он побежден. Ему расхотелось драться.

– Я знаю.

Помолчав, он поднимает голову и спрашивает:

– И что, по-твоему, мне нужно делать?

Меня в этот момент разрывает на части. Я мог бы дать совет, даже утешение, но…

– Прости. Я не знаю. Я только могу сказать, что, если Мэдди передумает, она тебе сообщит.

Он пропускает удар.

– А Джонни? У меня разве нет права видеться с ним?

– И опять же, это решать не мне.

Он не двигается; его большие руки висят между коленями.

– Господи, – шепчет Гарри.

– Слушай, мне жаль, что я ничем не могу помочь, но у меня назначена встреча, – лгу я.

Он смотрит на меня, сбитый с толку.

– Да, конечно.

Гарри встает и протягивает мне руку. Я, не подумав, пожимаю ее.

– Спасибо, что согласился встретиться. Я очень тебе благодарен. Представить не могу, как нелегко тебе все это дается.

– Да ладно, – отвечаю я, улыбнувшись. – Жаль, что больше ничем не могу помочь.

– Ты сообщишь Мэдди, что я заходил, да? Скажешь, что я хочу с ней повидаться?

– Разумеется.

Он поворачивается, чтобы уйти.

– Еще кое-что, Гарри. Если ей или мне понадобится с тобой связаться, где тебя искать?

Гарри слабо улыбается:

– Не знаю, Уолт. Я пока так далеко не заглядывал. Видимо, надеялся, что буду с Мэдди и Джонни, а теперь не знаю. Я позвоню, хорошо?

Он уходит, я смотрю в его широкую спину. Я всегда так ему завидовал. Больше не завидую.

6

В тот вечер я снова дожидаюсь конца ужина, когда будет открыта вторая бутылка, а посуда вымыта и убрана на место. Я спрашиваю Мэдди, хочет ли она знать, как прошла моя встреча с Гарри. Наверное, так чувствует себя врач, которому нужно сообщить пациенту плохие новости. Затемнение на рентгене оказалось тем, чего мы опасались. Вот какие есть варианты развития событий, по-настоящему хорошим ни один из них не назовешь. А пациентам тоже не хочется знать правду. Эти слова навсегда изменят их жизнь, причинят непоправимый вред, разделят семьи. Это не то, чего они хотели. Это нечто, в чем у них пассивная роль. Их предало то, на что они всегда полагались. Они временами надеялись, что, несмотря на страх в глубине души, все это было ошибкой. Людям свойственно ошибаться. Первичные анализы оказались неверными, и все обойдется. Нужно огромное мужество, чтобы выслушать, не заткнуть уши, не убежать, но принять правду и действовать.

– Мне очень жаль, – говорю я.

Мэдди сидит, упершись локтями в колени. Смотрит в сторону, словно известие о вине Гарри пришло кому-то другому, и мы говорили о двух посторонних людях, чья жизнь пошла под откос.

– Спасибо, Уолтер, – наконец произносит она. – Полагаю, сомнений не осталось.

Она закуривает новую сигарету.

– Сделаешь кое-что для меня?

– Конечно.

– Можешь передать Гарри, что я ценю его честность? Я уверена, ему это было нелегко.