Неостывший лед (СИ)

Я шла к домику, а Николас, все еще ничего не понимая, шел позади. От былого веселья не осталось и следа, а послевкусие оказалось слишком горьким, чтобы его выносить.

— Леона, подожди! — попросил меня Николас странным голосом.

Я обернулась. Кажется, он становился прежним, несколько угрюмым и высокомерным, северянином. Так не хотелось останавливаться, потому что теперь, среди тенистых деревьев, его глаза были почти синими, как река, в которой я любила плавать на Юге.

— Чего тебе? — нарочно слишком грубым тоном поинтересовалась я.

— Я не понял, а на тебя подействовали грибы?

Все время, пока мы шли до домика, я терзалась этим вопросом. Безусловно, я чувствовала небывалую легкость и радость, но мой разум не помутился как у других. Поэтому я сделала вывод, что нет, грибы на меня не подействовали так, как на остальных. Но я никогда не признаюсь Николасу в этом!

— А как ты сам думаешь? — спросила я и двинулась дальше.

— Мы целовались! — воскликнул Николас так, что я вздрогнула.

— Я помню.

— Что скажет твой Уилл на это?

— Он не мой. Он просто меня охраняет.

— Да?

Мне наверное показался радостным тон в его вопросе, потому что, с чего бы он таким был. Я просто молча шла дальше.

— Да постой же ты! — Николас тронул меня за плечо и развернул к себе.

И вот опять передо мной его глаза, в которых нет больше той нежности, зато есть глубина и синева. Ну что этому северянину от меня нужно? Поиздеваться? Сказать очередную колкость и рассмеяться своим звонким смехом?

— Прости меня за то, что не поверил тебе, — начал он спокойно и уверенно, в очередной раз удивив меня. — Мне до сих пор трудно это принять, потому что я всегда сомневался в легенде. Но ты одним своим взглядом заставила поверить в ее правдивость.

— Я сама смеялась над этим, пока не оказалась внутри нее.

— Что мы сейчас будем делать?

— Страдать, — с сожалением ответила я, чувствуя, как еле заметные до этого молоточки в моей голове превращаются в кувалды.

— Почему? — удивился Николас.

— Скоро узнаешь.

Все остальные уже узнали. Эйфория закончилась, а на ее место пришла страшная головная боль, от которой хотелось лезть на стенку. Все это Николас и Николь знали бы, если бы изучили книги о Севере, хранящиеся в их огромной библиотеке. Но, похоже, прочитала их только я одна.

Мы проходили мимо стонущих братьев, лежащих прямо на траве, мимо Чарли, который ходил из стороны в сторону, держась за голову. Шрика я не видела, зато заметила Уилла, который упирался в стену дома руками.

— Неужели так все плохо? — спросил Николас, глядя, как все вокруг мучаются.

— А ты еще ничего не чувствуешь? — сквозь зубы проговорила я, злясь на ущербность своего собственного состояния. Я наивно предполагала, что побочные действия меня не затронут.

— Конечно, нет! Я сильный и выносливый. Что мне сделается?

Я застыла от ужасающей боли в висках, когда Николас произнес последние слова слишком громким голосом. Как разум не отключился, так это пожалуйста, а как страдать, так вместе со всеми! Может, я тоже хотела чувствовать легкость, а не быть почти здравомыслящей! Но тогда нас бы заметили с этой летающей штуковину. Интересно, а нашу компанию на опушке тоже не заметили? Надо бы уходить, но в таком состоянии это сделать невозможно.

— Ник, я здесь, — глухим тоном сказала Николь из дома. — Мне очень плохо…

— Сейчас иду. — Николас повернулся ко мне и спросил: — Откуда ты знаешь про грибы?

— Читала в вашей библиотеке.

— И нет никакого способа это остановить?

Думай, Леона, думай! Нужно просто напрячь свою память, не обращая внимания на очередной приступ боли.

— Я не помню. Вроде бы нет… — прошептала я и застонала. — А у тебя нет никаких лекарств?

— Мы должны были быть уже у бабушки. Я не готовился к такому путешествию.

— Я тоже…

— Иди полежи. Может, станет лучше.

Николас пропустил меня вперед и зашел в дом следом. Николь лежала прямо на полу и беззвучно плакала. Завидев нас, она попыталась присесть. Но от любых движений боль становилась нестерпимой, и Николь так и застыла на вытянутых локтях, не шевелясь.

— У тебя уже прошло? — спросила она брата, а в ее голосе слышалась надежда, что и у нее все скоро закончится.

— И не начиналось, — пожал плечами Николас и опустился на колени рядом с сестрой.

— Что это за ужас такой творится со всеми?

Я слушала, прислонив голову к прохладной стене, как Николас торопливо объясняет Николь про наш неправильный обед, а тем временем, кувалды в моей голове уменьшались и превращались в молоточки. Я даже сумела улыбнуться этому грандиозному событию, когда услышала фразу, брошенную Николасом:

— Ох, теперь я, кажется, понял!

Следующий час он тоже полулежал у стены, стиснув зубы и прикрыв рукой глаза. Я подходила к каждому, чтобы помочь хоть чем-то: одному принести воды, другому положить на лоб платок, смоченный холодной водой. Николь было хуже всех, она не могла выдержать такую боль и почти что кричала. Я испытывала огромную жалость ко всем, но поделать ничего не могла.