Но увы. Третий закон в формулировке Ньютона не имеет той общности, на которую должен претендовать физический закон. Он касается двух сил, направленных в противоположные стороны, то есть мы имеем дело с частным случаем сложения двух векторных величин. Но силы могут быть направлены под углом друг к другу, и тогда следует воспользоваться общим правилом сложения векторных величин, а именно правилом параллелограмма, которое было известно еще Архимеду. Ньютону пришлось к своему третьему закону приписать целых шесть следствий, первое из которых касалось именно правила параллелограмма. Однако правило параллелограмма не является следствием третьего закона (или аксиомы, как назвал его сам Ньютон), а вот из правила параллелограмма путем логических рассуждений можно прийти к третьему закону!
Зададимся теперь вопросом: если у Декарта третий закон плох, у Ньютона — чуть менее плох, то, возможно, был какой-то другой ученый, давший исчерпывающую формулировку?
Тут мы в который раз ступаем на зыбкую почву споров о приоритете. Хотя все же истина превыше всего. С точки зрения логики, первые два закона Ньютона правильнее было бы объединить в один, как это сделал предшественник и во многом соперник Ньютона Роберт Гук. Этот объединенный закон звучал бы примерно так: если на тело действует сила, оно приобретает соответствующее ускорение; если такая сила отсутствует, то тело сохраняет свое инерционное состояние (то есть либо остается в покое, либо равномерно, прямолинейно и бесконечно долго движется в пространстве). А то, что Ньютон не совсем удачно сформулировал в качестве третьего закона механики, лучше было бы заменить законом сохранения количества движения. О нем прекрасно был осведомлен Декарт, хотя он и не сумел правильно им воспользоваться для описания всех возможных случаев соударения упругих тел. Ньютон сформулировал закон сохранения количества движения в качестве своего третьего следствия, которое тоже логически не вытекало из его третьего закона движения.
О том, какими были приключения закона всемирного тяготения, сказано достаточно. Теперь перейдем к следующему достижению Ньютона — формулировке теории света. И здесь нас ждет интереснейший факт: теорию света Ньютон не создавал. Просто в молодости он читал «Лекции по оптике», которые оставлял ему куратор Исаак Барроу. Потом он ставил эксперименты и писал работы на эту тему, но тот же Роберт Гук каждый раз находил в его выкладках множество поводов для серьезной критики. В отличие от Ньютона, в постановке опытов Гуку не было равных. В вопросах оптики он намного опережал Ньютона. Недаром публикацию своего основного труда по этой тематике, «Оптики» (1704 г.), Ньютон откладывал до самой кончины Гука.
Историки науки твердят, что Ньютон пропускал луч через небольшое отверстие в темную комнату. Луч падал на призму, за которой стоял экран. Исследуя появившийся на экране спектр, Ньютон пришел к выводу, что белый свет состоит из цветных лучей, которые, преломляясь в призме, отклоняются в разной степени. Ньютон измерил преломление лучей различных частей спектра. Для этого он пропускал через отверстие в экране лучи одного цвета так, чтобы они падали на призму. Оказалось, что наименьшим показателем преломления обладает красный цвет, а по направлению к фиолетовому концу спектра этот показатель возрастает.
На самом деле это утверждение, скажем осторожно, несколько грешит против истины. Возможно, подобные опыты Ньютон и производил. Но неужели до Ньютона никто в целом мире не видел радуги и не знал, что солнечный луч, пропущенный через призму, разлагается на цветной пучок света, соответствующий различным углам преломления? Конечно, измерялись и углы преломления красных и фиолетовых лучей. Все это проделывали многие естествоиспытатели задолго до Ньютона.
Но сам факт разложения белого света еще не составляет теории, поэтому, видимо, никому из предшественников Ньютона, скажем, в Древней Греции, и не пришло в голову выдать свое наблюдение за открытие: это тривиальные вещи, еще домохозяйки засмеяли бы. Но только не члены благородного Королевского общества Ее Величества. Ньютон не знал главного: что представляет собой свет — то ли это волны эфира, то ли частицы, движущиеся в пустоте. Он постоянно колебался; у него, в отличие от того же Гука, не было определенного представления об эфире: то он думал, подобно Декарту, что свет — это какой-то сильно разреженный газ, то приписывал ему спиритические качества, изображая неким божественным духом, который якобы вызвал движение Вселенной. К слову, серьезные ответы на вопросы и о природе света, и о том, что он собой представляет, дали через много лет после Ньютона.
Нам осталось только вспомнить преинтереснейшую историю, связанную с математикой, чтобы увидеть во всей своеобразной красоте «гений Ньютона». Речь идет о дифференциальном и интегральном исчислении. Мы уже любовались этой историей, когда говорили о великих спорах о приоритете. Сейчас всего несколькими фразами просто вспомним об этом.