Резко оттолкнувшись, разворачиваюсь лицом к нему как раз в тот момент, когда на его красивом лице появляется выражение облегчения. А затем я замечаю черное пятно — Кери вбегает в комнату следом за ним, вытаскивая пистолет. Я собираюсь предупредить его, сказать, чтобы был осторожен, но прежде, чем успеваю сделать хоть вдох, Кери направляет пистолет, целясь мне в грудь.
А затем все, кажется, случилось мгновенно.
Джейк поворачивается, когда губы Кери выгибаются в смеси боли и ярости, раздается выстрел. Хлопок, вспышка, все происходит так быстро, что я не уверена, что вижу. Но Джейк тоже быстр. Не быстрее скорости света, но достаточно быстр, чтобы броситься вперед и принять предназначенную мне пулю.
Она врезается ему в грудь, Джейк резко дергается влево, отступает на шаг, затем еще шаг, опускается на колени и падает на пол.
Кери роняет пистолет и подбегает к нему, крича — дикий, ужасающий крик заглушается очередным ревом поезда и нечеловеческим ревом сирен с улицы.
Пару минут спустя квартира наполняется полицейскими, которые оттаскивают Кери от Джейка и надевают ей наручники, но он все еще лежит неподвижно.
Женщина-полицейский опускается рядом с ним, осторожно касаясь пальцами его шеи, прежде чем крикнуть через плечо что-то, стаскивая пальто. Она скручивает его в тканевый шар и крепко прижимает к ране на груди. Но Джейк все еще неподвижен.
Каким-то чудом я оказываюсь свободна, меня укутывают в тяжелое теплое одеяло, защищающее от холода, а голос спрашивает меня, не ранена ли я, но все, что я могу видеть — любимый человек, лежащий без сознания на полу.
Он лежит неподвижно, а руки офицера в крови. Затем она качает головой и смотрит с грустью в глазах. Такая печальная. Ее плечи опущены, и когда она смотрит на меня, в ее взгляде печаль и боль. Она говорит, что сожалеет. Ей жаль. И я понимаю, что один из лучших людей, которых я знала, мертв.
Он умер, а я так и не сказала, что люблю его, что у нас будет ребенок. Никогда не скажу ему, что его аромат такой родной, а глаза — самое прекрасное, что я видела. Или, когда находилась с ним, чувствовала, что хорошая сторона человеческой натуры сможет победить.
Но этого не происходит.
Ничего хорошего не произошло и не произойдет. Ни для меня, ни для Джейка, ни для нашей малышки, которая никогда не узнает своего отца.
Жестокая реальность обрушивается на меня, и я падаю на пол, взяв Джейка за руку и прижимая ее к груди, начинаю плакать так сильно, что уверена, будто никогда не смогу остановиться.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Я бегу вниз по лестнице, ведущей в туннели под улицей, перепрыгивая через две ступеньки, и оказываюсь на платформе метро, но слишком поздно. Поезд уже трогается, грохот колес усиливается, когда я оказываюсь внизу.
Напряженные мышцы перестают сопротивляться, когда я замедляю шаг, опускаю руки на бедра, а подбородок касается груди.
— Дерьмо.
Я уже опаздываю, а рискую опоздать сильнее. Поезда на этой ветке ходят с интервалом в пятнадцать минут, независимо от того, что указано на мониторах.
Поднимаю взгляд на экран, закрепленный над платформой, но на нем нет ничего, кроме линии точек, возвещающих о том, что администрация метрополитена понятия не имеет, когда прибудет следующий поезд.
Это не сулит мне ничего хорошего. Я рискую не добраться до Шэйн вовремя.
Проклиная час пик и Г-образные постройки, вытаскиваю телефон из кармана и набираю сообщение для Шэйн…
И мне действительно жаль. Я сожалею сильнее, чем обычно, когда что-то выходит из-под контроля. Время, прилив и скорый поезд не имеют привычки ждать кого-то, но я ненавижу себя за то, что не сбежал с лестницы вовремя.
Чертовски ненавижу себя за это.
Горло сдавливает, грудь сжимается до боли, пока я шагаю взад-вперед по пустынной платформе с нарастающим чувством тревоги и безысходности.
Снова чертыхаюсь и набираю новое сообщение.
Затем добавляю с улыбкой.
Продолжаю ходить, наблюдая за экраном в ожидании ответа или хотя бы появления символов, оповещающих о том, что Шэйн набирает сообщение.
Но там лишь тишина.
Тишина в телефоне, тишина на платформе, тишина в городе, хотя я не так глубоко под землей. До меня должны были доноситься звуки автомобилей и клаксонов, крик бездомного парня наверху, продающего бесплатные еженедельные газеты, которые собирал по всему городу.
Но там ничего, ни души.
Оглядываюсь по сторонам, но я один, абсолютно один, чего не случалось со мной долгие годы в городе. Никогда я не оставался в одиночестве в метро, по крайней мере надолго.