Неожиданная Россия. XX век

«Только в приемной, – вспоминает Крюков, – я почувствовал, что от волнения весь вспотел и ничего не заметил в его кабинете, кроме стола. Бывает же!» Из Кремля начальника Южного Сахалина провожал один из личных охранников советского вождя. «Дорогой в машине он сказал, чтобы о вызове к Сталину я не распространялся. И я понял, что надо молчать. И молчал около тридцати лет», – запишет на излёте жизни Дмитрий Николаевич Крюков.

«Пригласил нас чай пить и угостил даже русской водкой…»

Как тщательно подсчитала новая власть, на 1 июля 1946 года южную половину Сахалина населяли 275 449 японцев, 23 498 корейцев, 406 айнов, 288 орочонов, 96 русских «старопоселенцев» (так назвали тех, кто постоянно жил здесь ещё при японском владычестве), 81 эвенк, 27 китайцев и 24 нивха. С весны того года в новую «Южно-Сахалинскую область РСФСР» стали переселяться советские граждане с материка.

До конца 1946 года на Южный Сахалин переселилось почти четыре тысячи семей из России и других республик Советского Союза. Как вспоминал Дмитрий Крюков: «Простой японский народ почти два года жил под одной крышей с прибывающими русскими переселенцами. Помню случай: в Хонто (ныне г. Невельск – прим. авт.) зашел с переводчиком к японцу, в доме которого жила семья нашего командира, спросил: “Не обижают ли вас жильцы?” Жена хозяина ответила: “У них дети, и у нас дети. Его жена Отся (видимо, Оля) приносит сахар или конфеты. Отся помогает, а в праздник приглашает нас к себе в комнату пить чай, а дети играют вместе”. Таких фактов были тысячи…»

А вот что рассказывал об отношения с русскими простой рабочий завода агар-агара из посёлка Томари в письме к родным в Японию: «Ко мне поселился один офицер с женой и мальчиком. Мы очень его боялись. Сами знаете, наши офицеры с нами не разговаривали и даже не подходили. Им пинок дать тебе под зад ничего не стоило. А сколько раз они нас оскорбляли бранью. Всё терпели. Думали, какое же несчастье Бог послал на нас, ведь русский офицер ещё злее наших. Что же будет? Не поверите! Мы в этом советском офицере обрели хорошего друга. Мы нашим детям строго запретили заходить к ним в комнату и подходить к мальчику. Раз я работаю на дворе, и возле меня моя дочка играет. Офицер подошел ко мне и помог, а потом взял мою дочку на руки, унёс в свою комнату и дал ей печенья и конфет, вывел её со своим мальчиком и говорит: вот и играйте здесь вместе, и принёс им игрушки; обращается ко мне: а вы, папаша, что же никогда не заходите ко мне? Заходите, вы же наш хозяин. Я? Какой я хозяин, разве можно нам и ребятам заходить к вам? Он засмеялся и в воскресенье пригласил нас чай пить, и угостил даже русской водкой…»