Рудник был оборудован самой современной техникой для тех лет, его обслуживали четыре сотни грузовых машин и сотня тракторов. Однако даже техника не могла противостоять ужасам северной природы. В декабре 1950 года необычайной силы ураган разрушил почти все наземные постройки рудника и надолго полностью блокировал его от внешнего мира.
Хлеб и смерть «без меры»
Тяготы природы и работы пытались компенсировать богатством снабжения. Хотя в послевоенном СССР конца 40-х годов прошлого века и на воле основная масса населения жила практически впроголодь, на урановых рудниках «Дальстроя» даже заключенных кормили необычайно щедро.
Вышедшее в 1998 году документальное исследование Г.Иоффе, А.Нестеренко «Волчий камень (Урановые острова архипелага ГУЛАГ)» так рассказывает об этом: «Бывшие заключенные урановых объектов Чукотки вспоминают, что питание у них было очень хорошим в т. ч. мясные консервы, масло, селедка бочками свободно стояла около столовой (В. В. Давыдов). Другой бывший заключенный П. Ф. Попов вспоминал, что вообще впервые попробовал там крабов, давали шпроты, американские консервы, колбасу, “без меры” выдавался хлеб. Режим содержания также был существенно облегчен. На окнах бараков не было решеток, свободное передвижение по зоне, выпускали и за зону – в магазин. Заключенным платили зарплату, обеспечивали им сравнительно хорошие бытовые условия».
Действительно, уран требовался срочно и за него платили любую цену. Первое управление «Дальстроя» ни в чем не ограничивали: ни в рабочей силе, ни в деньгах, ни в продовольствии для зеков и вольных специалистов. Но прекрасное по меркам послевоенной свободы питание «зекам» урановых рудников приходилось отрабатывать сполна.
Анатолий Жигулин, в начале 50-х годов минувшего века работавший заключённым на рудниках Бутугычага, так вспоминал те края: «Рудник № 1 был километрах в полутора-двух от жилой зоны. Морозы были лютые, и это расстояние мы вместе с конвоем пробегали почти бегом… Лагерь был, несомненно, самым страшным по метеорологическим условиям. Кроме того, там не было воды. И вода туда доставлялась, как многие грузы, по узкоколейке, а зимой добывалась из снега. Но там и снега-то почти не было, его сдувало ветром…»
Самой опасной была на первый взгляд несложная работа в «сушилке», на фабрике, где из добытой в шахтах руды производили урановый концентрат. Как вспоминал Жигулин: «Работа в сушилке была очень легкая – слегка помешивать кочережками концентрат, высыхающую, прошедшую дробильный, химический и прессовый цехи массу, почти чистую смесь окислов добываемого металла, – пока не высохнет. И рабочая смена всего шесть часов. На эту работу с удовольствием шли молодые западно-украинские парни. Чем вкалывать четырнадцать часов в мокрой или пыльной шахте, бурить шпуры или надрываться над вагонетками с рудою – почему не пойти в сушилку? Тепло. И кормят лучше. Даже молоко дают. Ребята с сушильных печей работали легко и весело – двадцать-тридцать смен по шесть часов. Потом их, здоровых и отдохнувших, отправляли тем не менее в так называемые лечебные бараки…»
Из этих бараков многие отправлялись прямиком на лагерное кладбище у ручья Бес.
Уран для Москвы и писатель для литературы