Неожиданно мать!

— …а я отсрочила момент их встречи! — прошептала Мотя совсем потеряв контроль, над собственными слезами. Они катились по лицу, даже без ее всхлипов и рыданий, будто их уже ничто и никогда не остановит. Глаза покраснели, а губы, словно обветренные, потрескались от частого дыхания.

Роман смотрел на это перепуганное, бледное лицо и дрожащую руку, все еще сжимающую бутылку, и кусал изнутри щеку.

Вот он, момент абсолютных отчаяния и раскаяния.

— Я не хотела, — безжизненно прошептала Мотя. — Я не хотела, но… он был один. Он столько времени был один! Ему уже… ему больше месяца. Он малыш совсем… он лежал там… день и ночь… его даже не брали на… на… на руки, — и она снова стала рыдать.

Бутылочка выскользнула из Серегиного рта и он икнул.

Раз.

Второй.

Третий.

А потом громкие икания заполнили тишину в машине, даже Мотя стихла, слушая эти судорожные вздохи.

— Боже мой… я же ничего о детях не знаю… Какая я дура! Меня… накажут!

— О да, — кивнул Роман.

— Посадят!

— Всенепременно!

— Я должна буду… отвечать… я…

— За все отвечать! — подтвердил он и Мотя перевела на него взгляд, понимая, что над ней просто насмехаются.

— Я не могу… просто принести его обратно. Ваши предположения ничего не значат! А что если он отправится в приют? Если нет никакой семьи!?

— А что в таком случае ему дашь ты? — с интересом спросил Роман, удерживая Серегу вертикально. Зефирные щеки, облитые молоком, лежали теперь на туго сложенной пеленке, а глаза от этого будто сощурились, как у крошки-азиата.

— Я… буду заботиться… деньги — не главное!

— Правда? — Роман очень холодно усмехнулся.

— Вы, конечно, можете считать иначе, — голос Моти окреп и даже стал холодным, решительным. — Но для ребенка деньги не важнее одиночества! Я никогда не одобряла тех, кто в нищете заводит по пять детей… но уж точно безработная недосанитарка без образования лучше, чем приют и голодные истерики!

— Напомни, а на что ты купишь ему смесь, если записалась в безработные? — поглумился Роман и отдал-таки Серегу Моте.

Она тут же вцепилась в младенца, будто его уже забирали соцслужбы и увозили в приют.

— Я найду работу!

— А кто посидит с ним?

— Я… что-то придумаю. У меня есть друзья!

— Ты — преступница!

— А вы меня удерживаете без моего согласия! Вы маньяк!

— Сказала мне воровка детей!

— Сказал мне вор людей!

Сережа крякнул, выпутал кулак и начал чмокать.

— Этот ребенок снова голоден! — воскликнула Мотя, и нахмурилась. — Хотя ты явно недоедал по этим их нормам! Дайте сюда его бутылку! И выпустите меня! Если сюда приедет полиция, я сама справлюсь!

Мотя набралась решимости и окончательно успокоилась.

— У тебя раздвоение личности? — усмехнулся Роман, протягивая бутылку.

— Нет. Просто нечего толочь воду в ступе, так бабушка говорила! Проблемы нужно решать по мере их поступления! Я уже совершила эту ошибку. Если родители у ребенка есть… ну хорошо! Они его заберут. Если нет, то… я буду драться!

— С работницей соцслужбы? Билеты на шоу в продаже есть? Я бы посмотрел!

И Роман широко улыбнулся.

— Ты безумно смешная, Мотя, — он покачал головой. — Даже жаль тебя ронять с небес на землю.

— Ронять? — она снова растерялась.

Несколько часов нервного напряжения, явно привели к расстройству, и Мотя никак не могла понять: растеряна она или полна решимости.

— У ребенка есть семья. По крайней мере, отец. А еще соцработник, который должен был его сегодня забрать.

— Но если есть отец… зачем соцработник… — растерялась Мотя и уже сама икнула.

— Потому что его отец о нем позаботиться не может.

— А мать?…

— А матери у него нет.

— Так он… и правда в приют?

— Увы. Давай решим все по-хорошему.

— Это вы? — тихо-тихо прошептала она. Ее сердце замерло, уже отчаявшись когда-либо забиться снова. Даже руки стали подрагивать, а бутылка забилась у Сереги во рту так, что он нахмурился и зарычал.

И ей почему-то стало страшно, что это может быть он. Ей страшно не хотелось слышать его «Да», но оно практически висело в воздухе.

Пятая. О робкой надежде

Роман перевел на Мотю взгляд. Он смотрел внимательно и долго, за это время она успела десять раз про себя сказать: «Вот сейчас…!»

Она ждала, что он скажет «да». Настолько в этом уверенная, что, когда Роман покачал головой, шумно выдохнула.

— Значит, вы точно знаете, что… в приют, — в голосе Моти послышалась прежняя решительность.

— Да, его официальный родственник лично займется поиском новой семьи, где его полюбят.

— Нет… — покачала головой Мотя и упрямо поджала губы. — Его уже любят! Вы должны мне помочь.

Она говорила уверенно, и даже чуть склонилась к Роману, который удивленно на нее посмотрел.

Моте казалось, что все до смешного просто! Есть она и есть ребенок, и есть этот, явно не бедный, человек. Ну что ему стоит дом построить (как говорила Мотина бабушка). Что ему стоит помочь паре несчастных людей?

Выход вот он рядом — руку протяни и все будут счастливы. Все так решаемо, а этот противный Роман Юрьевич все равно качает головой. Ну как так-то?