Неожиданно Заслуженный артист

«Ладно, оценки оценками, а где же музыка?» – спросите вы. Клянусь, так же рьяно, как рыл землю в котлованах, я копаюсь в своей памяти в поисках каких-то мелодических отблесков первых школьных лет. Но почему-то сразу вспоминается открывшийся в Луцке в 1970 году первый широкоформатный кинотеатр «Проминь». И навечно отпечатавшееся в мозгу мужественное лицо вождя всех краснокожих индейцев на огромном экране. Он – Виннету, он же Зоркий Сокол, он же Чингачгук, он же Оцеола… Короче, лицо принадлежало Гойко Митичу. Югославскому актёру. Это выяснилось намного позже, когда я стал старше. Но тогда, бегая во дворе с луком из сучковатой палки и куриными перьями в голове, мы признавали только его индейский авторитет. Ещё были «300 спартанцев» и мечи со щитами. В какой-то момент я стал царём Леонидом. На смену храброму Леониду пришёл хитрый Фантомас. Мама плакала вечером, оттирая моё лицо от зелёнки. Апофеозом детских игр на сюжеты популярных тогда фильмов стали «Четыре танкиста и собака». Я мучительно страдал, выбирая между образами Янека и собаки Шарика. Пёс нравился мне намного больше, но отец в очередной раз пригрозил ремнём, если в доме хоть что-то будет напоминать собачий лай.

Всё своё свободное от школы время я проводил во дворе. И вот однажды, не помню, по какому случаю, папаня разрешил мне взять с собой на улицу наш жёлтый транзистор «Альпинист». Гордо прогуливаясь с приёмником на руке, выкаблучиваясь перед завидующими мне друзьями, я крутил настройку каналов, пока не попал на какую-то польскую радиостанцию. Песенка, которая кем-то там пелась, сразу подняла мне настроение. Уже немного зная английский язык, я сразу перевёл два первых слова припева: «yellow river» – «жёлтая река». Жаль, что через минуту «запшекали» поляки и музыка закончилась. Но вот желание опять почувствовать такое приподнятое состояние от ритмичной мелодии осталось. Радиоволну я запомнил и стал частенько слушать там музыкальные программы. Поляки редко играли песни на английском языке, обычно ставили свою эстраду, и поэтому, когда я в первый раз услышал слова «… косив ясь конюшину», то подумал, что это на-польском. Песня мне понравилась. Особенно место, где коса делала необычный для уха звук – «вжых-х-х». То, что это пел белорусский ансамбль «Песняры», я не знал, да и не задумывался над этим. Мне исполнилось 11 лет. За спиной четыре класса, первый поцелуй с Ленкой Родюковой из соседнего подъезда, покуривание в рукав сигаретки «Новость» за магазином и заветное желание закончить заниматься плаванием.

Ещё когда учился во втором классе, около стадиона «Авангард» стали строить первый в Луцке плавательный бассейн. На уроке физкультуры в школе вдруг появился какой-то рыжий дядька и стал к нам присматриваться и принюхиваться. Наш учитель объявил, что это тренер по плаванию Владимир Фёдорович Петров. В строящемся бассейне ещё не было первого этажа, а дальнозоркий Владимир Фёдорович уже искал будущих чемпионов. Так как я был на голову выше своих одноклассников, не считая Вороны, то меня было трудно не заметить. Товарищ Петров заломил мне руки за спину, заставил покрутить головой, а потом попросил лечь на мат и подрыгать ногами. Видимо, в моих конвульсиях он увидел задатки пловца-рекордсмена. Для приличия тренер рассказал всему классу, что скоро откроется бассейн и все желающие приглашаются в секцию пока «сухопутного» плавания. При этом он пристально смотрел мне в глаза, давая понять, что моё желание и не требуется – я уже зачислен. За компанию записался весь класс. Родители встретили эту новость с радостью – ребёнок должен заниматься спортом. Полгода я бегал по кругу в спортзале. Отжимался. Подтягивался. «Барахтался» на полу, изображая кроль или брасс. Я был уверен, что как только в 25-метровую ванну нальют воду, я поплыву, как дельфин. К торжественному открытию бассейна в спортивной секции из нашего 2-«А» осталось только три человека: я, Серёга Соловьёв и Ворона. Маринка не могла позволить себе роскошь – оставить меня с другими юными пловчихами без её надсмотра. На первом занятии с водой я увидел её во всей девичьей красе: в чёрном купальнике, зелёной шапочке и с доской из пенопласта в руке. Волосы были убраны под шапочку, уши угрожающе торчали. Я непроизвольно сжался, ожидая привычного удара по башке теперь уже пенопластом. Но ошибся.

Я ни грамма не сомневался в том, что, как только последует команда Владимира Фёдоровича, я нырну в воду с тумбочки и, рассекая воду отточенными на деревянном полу движениями в стиле баттерфляй, полечу к своему первому рекорду. Каково же было моё изумление, когда я, дёргаясь и захлёбываясь, пошёл ко дну! И только вовремя брошенный мне Маринкой пенопласт спас меня от позора. Оказалось, что «сухопутное» плавание несколько отличается от настоящего. И чтобы поплыть, как надо, мне потребовалось ещё полгода упорных тренировок. А Ворона всем в классе рассказала о том, как спасла меня от верной гибели в пучине вод. Затем строго наказала, чтоб никто из её подруг не смел приближаться ко мне ближе её железной линейки. Любовь!