Неожиданность (ЛП)

– А-а… – Рей немного покраснела. – Это… – она запнулась, не находя слов.

– Ужасная идея, – закончил Бен.

– Да, – тихо согласилась она. – Мы даже не очень-то друг другу нравимся.

В ответ на это Бен рассмеялся. Лея нахмурилась, впервые за весь вечер, и серьёзно взглянула на Бена.

– Иногда мне твой отец тоже не нравился. Но мы были католики, и любили тебя, и нам нравилось… – на секунду она замолчала. – В смысле, понятное дело, я же как-то забеременела…

– Ма-ам, – протянул Бен, – пожалуйста, хватит.

– Я просто сказала, – Лея выглядела невозмутимо, в отличие от сына. – Любовь – это выбор.

– Бросить семью – тоже выбор, – сказал Бен, глядя в бокал виски.

– В смысле?

– Ты слышала, – пробормотал он.

– Бен. Ты – не твой отец, – сейчас в голосе Леи слышалось раздражение. Она сдержалась, быстро успокоилась и обратилась к Рей, всё это время теребившей в руках край скатерти и желавшей исчезнуть вместе со своим животом. – Извини, Рей. Но ты теперь – часть этой семьи, а ругаться – это у нас почти что семейное хобби.

– О, поверь мне, – Бен выпил залпом. – Она отлично впишется.

***

Храня всё то же нелепое и напряжённое молчание, они подошли к обочине, где уже ждал мерседес. Бен открыл перед ней дверь, но садиться сам не стал.

– Водитель отвезёт тебя домой. Хочу немного прогуляться. Проветриться.

– А… Ладно, – Рей хотела было сказать, что уже поздно, идёт дождь, холодно, но передумала. Она сомневалась, что он бы её послушал. Она неуверенно скрестила руки на груди и сухо пожелала ему спокойной ночи.

– Рей, – она подняла глаза. – Моя мать права. Ребёнку лучше быть с тобой, пока ты кормишь грудью. Ты можешь… – он нервно сглотнул. – Лучше пусть наша дочь побудет с тобой. Первые полгода.

– Спасибо, – Рей не могла сдержать эмоций. – Я… спасибо, – она почувствовала облегчение и, почему-то, благодарность. Они подписали соглашение, установившее чередование недель, несколько месяцев назад, когда она не думала о грудном вскармливании и том, что для этого потребуется. Теперь, когда он предложил ей не придерживаться того расписания, им нужно было изменить соглашение. Но Рей побоялась спросить Бена об этом, опасаясь нарушить их и не без того хрупкое перемирие.

– Так будет лучше для ребёнка, – он стал закрывать дверь.

– Бен, – остановила его Рей.

– Да? – он облокотился на дверь и устало взглянул на Рей.

– Твоя мать была права ещё кое-в-чём, – она понимала, что вмешивалась не в своё дело, но всё равно решила сказать. – Ты действительно совсем не похож на своего отца.

– Стараюсь, – он грустно улыбнулся ей в ответ.

По какой-то причине эта улыбка запала ей прямо в сердце, и Рей продолжила, импульсивно:

– Можешь приходить, когда захочешь. Оставаться на ночь хоть каждый день. Если не устанешь просыпаться каждые три часа из-за детского плача.

Эти слова заставили его слегка улыбнуться снова.

– Я куплю тебе нормальную кровать, – это было последнее, что он сказал, прежде чем захлопнуть дверь и махнуть рукой водителю.

Только через пару кварталов Рей задумалась, что он этим имел в виду: не собрался ли он спать с ней в одной постели, когда будет приходить?

***

Бену подумалось, что снаружи исправительное учреждение «Фишкилл» выглядело красивее, чем должна выглядеть обычная тюрьма, а уж он повидал много тюрем. Точнее, он навещал своего отца только в трёх. А после своего пятнадцатого дня рождения Бен стал протестовать и наотрез отказывался навещать его, и Лея не могла его заставить. В постановлении об опеке говорилось, что Бен должен видеться с отцом раз в три месяца. Лея не осмелилась давить на сына, когда тот плакал и кричал, что ненавидит отца и ненавидит ездить к нему. Тот написал пару писем, иногда звонил, но никогда не настаивал на исполнении прописанных в постановлении обязательств.

Хотя снаружи тюрьма имела викторианский вид, внутри «Фишкилл» был обычной тюрьмой – там всегда отвратительно пахло, было сыро, и либо слишком жарко, либо слишком холодно, в зависимости от времени года. Бен прошёл за тюремным надзирателем по жутким пустым коридорам тюрьмы в комнату ожидания и стал беспокойно ходить из угла в угол. Он ненавидел шаткие пластиковые тюремные стулья, и слишком нервничал, чтобы присесть.

Бен жалел, что пришлось оставить мобильный телефон в камере хранения. В этот самый момент Рей была на приёме у врача – первом в этом триместре, и впервые Бен пропускал поход к доктору. Он позвонил ей и промямлил какую-то отговорку, пока ехал по аллее Гудзон, а в её голосе слышались нотки разочарования. Это его удивило.

Перед тем как отдать телефон, он посмотрел на фотографию, которую Рей прислала ему утром. По сравнению с животом, всё остальное её тело казалось до смешного маленьким. Он задался вопросом, кто её сфотографировал.

– Бен?

Его отец выглядел осунувшимся и печальным, совсем не таким, каким Бен его помнил.

– Привет, – наконец выдавил он из себя.

– Что-то случилось? Твоя мать в порядке?

– Ничего не случилось, – Бен не сдвинулся с места, продолжая стоять. Его отец грузно уселся на стул и стал ждать. Что-что, а годы в тюрьме сделали его терпеливее.