— Идем к бабам?
Я ввел его в суть конфликта.
Боярин посуровел.
— Перепорю сукиных дочек и выпру за порог всех этих лизоблюдок боярыни! Капка их развела не на похожую, аж десять человек толкутся, будто кроме нее еще за пятью боярынями ухаживать надо! Оставлю Машку с Варькой, для остальных все равно теперь работы нет.
— А Полетте они не понадобятся? Она ведь будет здесь человек новый, неопытный. Желательно еще кого-нибудь поумней, чем эти две свидетельницы чужой похоти оставить.
— Это да, как-то ужасно тупы обе.
— Давай-ка у наших дур и разузнаем, кого кроме них желательно оставить.
— Давай.
Сказано-сделано. Варя просто встала в тупик, а более ушлая Маняша высказалась за две кандидатуры. От всех остальных она проку не видела.
— Сенные-то всегда при деле — то пыль вытирают, то свежему воздуху ток дают, то обувь всем перемывают или протирают, на каждом шагу они нужны: подай-принеси, послать куда-нибудь по нужде кроме них некого. И немного их — всего пятеро.
А наши в болтовне и мерянье нарядов друг друга большую часть дня проводят, а то и просто полдня спят. Трудимся каждый день мы четверо: я, Варька, Аксинья и Домна.
— А кто-нибудь из этих двух в боярских делах разбирается? Во что одеваются боярыни, чем обычно заняты, о чем между собой говорят? — решил узнать я.
— Это Домна. Капитолина с ней вечно по всяким трудным делам советовалась.
— А чем Аксинья хороша?
— У нее руки золотые. Вдруг порвется чего из одежды, так заштопает — вообще шва не видать. Ксюшка все знает, все умеет, все делает очень быстро. Детей лучше всех обиходит, и вообще душа-человек. А поет — заслушаешься!
— А замужние среди ваших баб есть?
— Так они все при мужьях, на ночь по домам расходятся. Не взяли пока только меня, Варьку и Ксюху.
— А Аксинью почему не берут?
— Всем хороша, да страшна, как смертный грех. Мужики ее сторонятся.
— Ладно, хватит болтать! — скомандовал Богуслав. — Пошли на женской половине порядок наводить!
Бабий бунт был махом подавлен привычным рыком «Запорю!», получки были розданы, шестеро нерадивых девок были уволены, а оставшимся Богуслав сказал:
— С сегодняшнего дня над вами главная Мария. Я уезжаю, она пусть пока командует. Любую из вас может в какой захочет день уволить!
Над сенными властвует Варвара. Получку вам всем раздает новый тиун. Все!
Богуслав ушел бродить по терему по другим делам, а я вернулся в свою комнату. Там, после легкой дремы, очухивался и позевывал Николай.
— Не хочешь в Михайловский собор сходить, Великой Панагии поклониться? — спросил он у меня. — Заодно свечку святому Николаю собственной рукой поставишь, может твоя молитва доходчивей моей окажется, верней.
— Да где мне в этом деле против тебя! — трезво оценил я свои способности, — мелкая душонка, нехитрые мысли, духовности ни на грош.
— Не говори зря, сын мой, пути Господни неисповедимы!
— И то верно. Сказано же в Библии — блаженны нищие духом! Вот я точно из них — вершины духа никак не освою.
— Так ты идешь?
— Конечно иду, свечу обязательно нужно поставить. Явно и Невзор нас где-то тут близко поймает, и по безводной степи потом еще ехать долго — помощь святого нужна позарез. А то коли не убьют, так сами от жажды передохнем.
Пока протоиерей собирался в церковь, пришел караван из тяжеловозов с провиантом и пустыми бурдюками. Перс, ведущий степного коня в поводу, тоже был в наличии.
Их стал размещать на постой Богуслав, а мы с протоиереем отправились к храму. По дороге священник рассказывал мне историю иконы.
— Здесь в Переславле славится Оранта Богоматери, написанная самим Алипием. Она восходит к образу Влахернского храма в Константинополе, и имеет те же редкие отличия от других Великих Панагий: на груди у Матери Божьей изображен отрок Иисус-Эммануил, который благословляет людей двумя руками, что тоже большая редкость.
— А почему Эммануил? — поинтересовался я. — Второе имя?
— Это не имя, а скорее название будущего Спасителя, который должен вскорости прийти по предсказанию пророка Исаии. В переводе это означает «С нами Бог».
— А что такое Панагия?
— Это изображение Богоматери, в переводе — Всесвятая. Замучил я тебя этими переводами, утомил.
— А как без этого? Без переводов не обойдемся. Иначе никакой ясности нету — барахтаешься просто в потоке непонятных слов.
— Для полной ясности скажу, что Оранта — это моляшаяся, а не просто держащая младенца Христа Богоматерь. Обычно на Оранте она молится одна, а тут с Иисусом. Да еще вверху по бокам изображены два архангела по пояс, что тоже необычно.
— А почему Великая?
— Икона храмовая, очень больших размеров. Именно ее я не видел, но знаю каковы обычно размеры таких икон. А славится она своей целебной силой. Эх, мне бы этой силы добавить!
— Да у тебя силы невпроворот, вон аж бесов гоняешь.
— Бесы и демоны, — ответствовал Николай, — на Руси ноне редки, а больных полно. Вот ты лекарь признанный, всегда при деле. А бесов мы то ли перевели, то ли им прорываться стало тяжелее, только нет их. А лекаришка я так себе, жиденький, твоей силы и блеска нету.