Неожиданность (СИ)

Мне претит только исцелять за деньги, как ты любишь делать. Сидеть бы где-нибудь в глухой чащобе или пещере, излечивать все мыслимые и немыслимые болезни даром, брать только немного еды и молиться вволю! И никаких епископов, вроде новгородского Германа, на голове!

Вот и пришли. Собор Святого Михаила был выстроен все на том же Епископском Дворе и значительно превосходил стоящие рядом церкви по размерам. Что ж, у Великой Панагии должно быть достойное обрамление.

В самом храме икон было много, но Оранта сразу притягивала взор. Она находилась в верхней части алтаря, главной части храма. Метра два в высоту, немного поменьше полутора в ширину, икона сразу внушала уважение. Талант одного из первых русских иконописцев Алипия сиял здесь в полную силу.

А ведь я ее где-то видел… Мне, выросшему и прожившему жизнь на Золотом Кольце России, побывавшему во многих храмах Костромы, Ярославля, Суздали и Плеса иконы были не в диковинку, я видел их сотни. А тут абсолютная память металась между воспоминаниями об убранстве различных церквей и не отыскивала нужной картинки.

И тут я вспомнил! Иконы Третьяковской галереи! По ней я бродил в основном прыщавым подростком, охваченный неистовым желанием повидать как можно больше обнаженной женской натуры. Поэтому в зале икон я не задержался — обвел их для порядка быстрым взглядом и дальше, дальше. Полотна Кустодиева, Рембранта и Рубенса с их полнотелыми красавицами манили меня гораздо больше.

А в более зрелом возрасте, после посещения Эрмитажа, я в Третьяковке разочаровался и ходить туда перестал. То есть сегодня у меня впервые появилась возможность спокойно, а не на фоне гормонального взрыва, полюбоваться Великой Панагией-Орантой.

Мы подошли ближе. Святое лицо, разведенные в стороны и поднятые вверх руки, золотой диск в центре с отроком Христом-Эммануилом… И вдруг я почувствовал текущий сквозь меня поток ласковой и теплой силы, пронизывающий и охватывающий все мое естество, божественную мощь, которая лечит и дает жизненные силы. Вся моя суть была пропитана этой Божественной энергией.

Через несколько минут Великий и Всеобъемлющий Поток начал уменьшатся, а потом и вовсе сошел на нет.

Я повернул голову к протоиерею, желая поделиться с ним своими ощущениями и слова замерли у меня на устах.

Лицо Николая светилось невиданной мощью великой святости, дарованной ему свыше. В такой момент нельзя тревожить человека, говорящего с Богом.

Я потихонечку отошел к выходу, приобрел несколько свечей побольше и подороже, узнал, где находится икона Николая Угодника и отправился помолиться и попросить о помощи. Сегодня мне можно отвлечь святого от других просьб молящихся своей молитвой — не за себя прошу, а за всех людей, за всю Землю.

Я не могу молиться долго и истово, как рьяные прихожанки, которые делают это чуть ли не часами, поэтому мое обращение к Николаю Заступнику длилось недолго. Сможет — поможет, на нет — и суда нет.

Потом положил денег в ящик для пожертвований и собрался уходить. Протоиерей в соборе как дома, без меня не пропадет.

Вдруг вновь потянуло к церковному прилавку — мне что-то позарез было нужно, только я понятия не имел, что именно. Подошел, осмотрелся. Мой взгляд приковал серебряный образок с изображением Божьей Матери. Попросил поглядеть.

Ласковая и видимо очень набожная старушка протянула мне ладанку. На ней Богородица не держала младенца Христа, а прикрывала ладонями острия семи узких мечей.

— Это, милай, Семистрельная Богородица.

— А стрелы какое отношение имеют к Божьей Матери?

— Доподлинно неизвестно, но истолковывают, что это муки, которые испытывала мать, глядя на распятого сына. Еще говорят, что это борьба с семью смертными грехами. Помогает воинам и защитникам, защищает от вражеской силы, оберегает их от бед. Если ты воин, тебе этот оберег лучше носить на груди.

Более я не колебался.

— Подцепи мне образок к серебряной цепочке, возьму.

Пока старушечка возилась, спросил:

— А как носить ладанку? С крестиком или без крестика? И почему ладанку, ладана же в ней нету?

— Так повелось, милай, с давних пор, называть образки ладанками. Почему, никто уже и не помнит. Обычно велят крестик ни в коем случае не снимать, в нем вся сила. Нет креста — нет Христа.

У тебя же расклад иной. На твоем будущем обереге крест выбит на другой стороне, и его можешь носить без другого крестика.

Я вздохнул с облегчением: теперешний крестик мне почему-то очень мешал, с непривычки что ли? Все-таки всю жизнь не носил. Может быть образок приживется получше?

— Али передумал брать, что-то задумался?

— Покупаю точно.

— В православном Храме Божьем, милай, купли-продажи нету. Христос выгнал торгующих из храма в Иерусалиме.

— Я же дам деньги!

— Это ты внесешь пожертвование на нужды церкви, а она одарит тебя освященным образком Богоматери.

— Давай так, мне без разницы.

Меня одарили, я внес, и, довольный, отошел.