Ну да: сейчас война, а я уставши. Пришла от калитки Любовь. Позвала меня. Я вышел, пройдя по деревянному настилу. За калиткой ждали кожемяка с женой. Провел их в комнату для приема, усадил. Анна сразу же начала говорить, что они согласны, и могут начать хоть завтра. Антон сидел молча. Его можно понять — будь ты хоть как против, молодой и любимой женушке не откажешь. Я, свое обещание не впутывать жен, помнил отлично.
— И теща согласна?
— Да, да.
Суду все ясно. Позвал Любу, попросил показать девушке кухню. Перед этим велел девчонке держать язык за зубами — хозяйка хочет на их место посадить зятя. А он лентяй и пьяница. И если она сболтнет чего, я жене наставника не откажу. Хозяйка увела притихшую девушку, а я повел серьезный разговор.
— Бабы вдвоем долбили?
— Да вообще покоя не давали! Теща прямо плешь проела! И день и ночь, и день и ночь!
— Я бы тоже не выдержал. А твоя мать?
— Сомневается.
— Братья?
— Предлагают хорошую, но не очень денежную работу.
— Делать ее умеешь?
— Конечно.
И начал рассказывать о своих кожевенных делах: очистке шкуры от остатков мяса, мытье, вымачивании, озолении, снятии наружного слоя, дублении, смазке жирами. На каком этапе они рвут по двенадцать шкур зараз, я так и не понял. Голова гудела от загрузки. Переспрашивать ничего не стал. Дилетанту нечего в такое сложное ремесло и вникать. Я-то думал, что все гораздо проще. Пусть идет озоляет.
— Ты грамотный?
— Нам это ни к чему.
Объяснил, что берусь за новое для себя дело: надо испытывать все, за что будем браться. Какая именно глина подходит, сколько ее надо замачивать, с чем смешивать, сколько времени обжигать и надо ли перед этим сушить, как делать формы и печи — все неведомо. И делаешь обжиг, сколько времени, сильный ли нужен огонь — не запомнишь, надо писать. Писца держать не будешь.
— Поэтому, если хочешь у меня работать, учись писать и считать. Нет — дуби кожу. Может, все будет хорошо, доживешь в кожемяках. Не понравится, приходи следующей весной, когда подсохнет, потолкуем. Анне я сейчас все понятно объясню, чтобы тебе нервы не трепала.
Сходил за его женой. Сказал, что пока денег у меня нет. А муж у нее — неграмотный. В общем, начнем на следующий год. А может и нет, как бог даст. На этом и расстались.
Пошел опять к ведуну. Тот позвал посидеть на улице. Куда-то бродить, вроде еще сыро. Пошли, посидели. Быстро сохло. Тучи ушли, и солнце сияло. Грязного пса отшили. Игорь рассказывал про жизнь. Мое внимание привлек эпизод с распиловкой бревен на доски, когда строили сарай. Пилили умельцы тяжело: один тянул пилу вверх, другой, весь в опилках, из ямы вниз. Работали долго и тяжко.
— Может, механизм какой есть?
— Плотники уверяют, что нету.
Я задумался и дальше уже не слушал. А у Акинфия мельницы… Значит, есть и плотники, чтобы поставить лесопилку. И умельцы, чтобы поставить дамбу на небольшой речушке. А с голосом, как у меня сейчас, можно и самому на это заработать за зиму. Лишь бы голос не пропал. Прежний-то вариант не манит. Спросил у лекаря:
— У меня желтая линия не уменьшается?
Тот пригляделся: все, как было. Пошли обедать. Любаша расстаралась для амнистированного мужа. По ходу и мне перепало. Как я в нее не вглядывался, никакой желтой линии не увидел. Дилетант я еще в этом деле. Мелко плаваю. Подала и присела поболтать.
— Девушка, что к тебе сегодня приходила, такая молчунья!
Да уж, подумал я. Видимо, таковы все жены скорняков — не болтушки!
— Говорю, что готовлю на обед, показываю продукты — ни единого слова.
— Смущается видно, — заметил хозяин, уплетая белорыбицу.
Я тоже отдал должное не виданной мной ранее царской рыбе. Действительно, вкусна! Гораздо лучше осетра. Хотя, может дело в поваре. Гарниром шла какая-то желтая икра. Из беседы за столом понял, что от щуки, слегка присоленая и обалденного вкуса.
— А что это парень к нам забегался?
— О здоровье беседует. В ближайшую пору больше не появится.
После обеда опять пошли на двор. Уже чистый Потап привалился к ноге хозяина.
— А у Любы я вообще никакой желтой линии не вижу, — поделился ведун.
Подумалось: а я все — профан, профан. Не у всех она видно есть. Ну, большая часть народа и не поет. Хотя, говорят, раньше на гулянках массово пели. Но про то, что было тысячу лет назад, никто толком ничего не знает. Да и мозг переводит мне адаптированную версию. Помню, что должны быть какие-то гривны, куны, сребренники златники, а их нету. Да и в разных княжествах могут быть абсолютно разные деньги. Здесь рубль кусочек серебра, полтина в два раза меньше. Есть какие-то иностранные монеты, мелькают и золотые. Абсолютно чужая жизнь. Ведун сказал:
— Сегодня больше не учимся. Устал.
Глава 10
Хорошо. Пойду на рынок, порисуюсь новым голосом. Если исчезнет, скажу, что переусердствовал или простыл. Ребят нет, попою один, поиграю на домре без ансамбля. Отдохнул и бодро зашагал на базар. Торг встретил обычным шумом. Музыканты были на месте не все. Отсутствовал поэт. Видимо, отходит после вчерашнего. Подошел, поздоровался. Парни тут же бросили играть и петь, сгрудились возле меня.