Неожиданный визит

Фридрих работает размеренно. Неторопливо, но и не медлительно. Он знает, что в его движениях появляется свой, ровный ритм, который ему уже не подчиняется и существует сам по себе.

Вот и спина взмокла, отмечает он про себя. Это ему не мешает. На то и работа, чтобы до пота. Испокон веков так. Нечего над этим ломать голову.

У него появляется ощущение, будто за ним кто-то наблюдает. Он оборачивается. Это Марта. Она появилась у садовой калитки, а теперь медленно идет к нему. Она выглядит уставшей, ее движения скупы.

— Ну что, — он идет ей навстречу, — умаялась?

Он лохматит ей волосы, целует ее и тыльной стороной руки проводит по плечу.

— Жарко было сегодня, а?

Марта молчит. Смотрит на грядки, на свежие, с коричневатым отливом комья земли, выделяющиеся на общем фоне серого, иссохшего участка почвы.

— И в эдакую жару, — произносит она наконец, — пришла тебе охота вылезать на солнце? Мог бы подождать до вечера.

— Перестань, — дружелюбно говорит он. — Все бы тебе только ворчать.

— Это я-то ворчу? — спрашивает она устало.

Он крепко шлепает ее пониже спины и предлагает:

— Может, приляжем на пару минут?..

— Фридрих! — Марта стыдливо оглядывается на соседские участки.

— А что тут такого? — Он шлепает ее еще разок, ухватывает то, что оказалось под рукой, она вырывается и отскакивает в сторону.

Он снова оборачивается. Ему еще надо прополоть две грядки и принести колышков для хризантем-малолеток. После каждого тычка тяпка оставляет зыбкую серовато-коричневую полосу из перемешанных между собой комочков земли. Тяпка размеренно и споро вгрызается в грунт, словно ее приводит в действие машина.

Два года назад Фридрих захотел собрать небольшой трактор, этот трактор до сих пор у него перед глазами: крохотный такой агрегатик. Марта всплеснула руками и стала решительно протестовать. Она ничего не поняла. Конечно, без такой машинки можно и обойтись. Просто хотелось малость развлечься. Получилась бы маленькая диковинка, эдакая крохотуля в сравнении с той махиной, которую он водил у отца. Его отец держал извоз, а Фридрих как старший из сыновей приглядывал за поденными рабочими, батрачившими в их хозяйстве. Восемь его сестер и братьев были мал мала меньше и в помощники не годились. Они завидовали ему, когда он правил подводой или же выруливал в поле на тракторе, а он завидовал им из-за того, что у них было свободное время и они могли играть в свои сумасбродные игры, и, когда возвращался домой, он сторонился их компании из-за того беспорядка, который они всегда и повсюду после себя оставляли. Дети добрались даже до его личных вещей. Застигнув расположившихся на его матрасе ребятишек, он их лупил. Они с ревом убегали к матери, и эти ежедневные переругивания прекращались лишь за ужином.

С Мартой он хотел жить иначе. Не будем разводить кучу детей, сказал он и принялся тайком откладывать деньги на стиральную машину.

И надо же — его дочь постоянно пытала его вопросами о своих дядьях и о тетках и все набивалась в гости к деду, в деревню, — кавардак в дедушкином дворе притягивал ее к себе, как магнит. Там она носилась между проржавевшими останками машин или спускала собак с цепи.

Фридрих кладет тяпку наземь, приносит связку колышков и мешочек с кольцами из пластмассы. Рядом с основанием каждого цветка он втыкает по колышку. Кольцо подводит под нижние лепестки на стебле и продевает в него колышек. Тут же обрывает первые, крошечные боковые побеги. Пальцы у него большие и заскорузлые, и ухватить крохотные кончики ему не так-то просто.

Он каждый год сажает хризантемы, цветы напоминают ему свадебный букет Марты. В тот день Фридрих был рад, что смог раздобыть еду для застолья, а Марте пришлось довольствоваться хризантемами из белой бумаги. Теперь их у нее сколько душе угодно, настоящих, любого сорта, и все из своего сада, а она этого никак не возьмет в толк. Ей надо бы не забывать о том, что в те времена ему до чертиков надоедало копаться в огороде и в поле и что ему вообще-то все равно, чем питаться — спаржей или кислой капустой.

— Фридрих!

Это Марта зовет его, выглянув из кухонного окна. Он уже давно научился определять, откуда она его зовет.

— Кофе готов!

Он откликается.

Все-таки не прилегла, думает он. Да это было бы чудом, она же никогда не отдыхает. Задает себе слишком много работы по дому — следит, чтоб нигде ни пылинки, ни соринки.

Еще успею пройти этот ряд до конца, думает Фридрих, Марта всегда зовет его загодя. Вот уже столько лет подряд она зовет его к обеду, когда только ставит картошку, а он является к столу, когда картошка уже готова.

Колышки все вышли. Фридрих разгибает спину — ее слегка потягивает, но через пару шагов это проходит. Он идет в подвал мыть руки: ни к чему пачкать ванную. Здесь, внизу, теплая вода тоже есть, так что руки и здесь отмоются.

На стол Марта накрыла как всегда — салфетки, цветы.

— Все бы тебе только опаздывать, — упрекает она.

— Все бы тебе талдычить одно и то же, — отругивается он.

Она молча разливает кофе по чашкам. Фридрих потягивается и берет булочку из хлебницы.

— Для кого же я, по-твоему, стараюсь? — вопрошает он.