Дочерин муж вернулся, когда на березах распустилась вся листва. А поздней зимой, в самые холода, родилась внучка Энна, о которой все говорят, что она вылитая бабка.
Бабка Клера нянчит внучку. Учит ее ходить. Гуляет с ней по березовым холмам. Иногда рассказывает Энне о прежних временах, когда она пасла коров за холмами — последний терриконик был совсем еще голым и только набирал высоту.
Каждую осень солнечно-желтая березовая листва опадает, и тогда на недолгое время делаются солнечно-желтыми сами холмы, а листья тихонько шуршат под ногами даже после того, как их прикрывает порошей.
Как и в первый год замужества Клеры, в ремтростовском доме устраивают на рождество целый пир. На столе много мучного (чтобы дом был полной чашей), чечевица, причем отборная (не то жизнь будет плохой), разные колбасы, кислая капуста, картофельные клецки, селедка, сливки, чернослив и, конечно же, куличи.
Главное, не покрошить куличи — это плохая примета, к беде, а то и к смерти. Энна не решается даже подойти к корзинке с куличами, тем более отковырнуть изюминку.
Двенадцать ночей после сочельника следит Клера за своими снами: они вещие и сулят то небольшие огорчения, то радости. Об одном сне она никому не рассказала. Из дома выносят темный гроб мореного дерева. Под ногами людей шуршат листья. Клера видит дочку, зятя и заплаканную Энну.
Однажды утром, когда ветер гоняет по грядкам желтые березовые листья, Клера садится передохнуть на скамейку, сколоченную зятем из березовых чурбачков и жердочек.
Здесь ее и находят дочь с зятем, вернувшись в полдень с поля пообедать.
Энна возвращается в этот день гораздо позже обычного. Родители замечают ее издалека. Идя по дороге, она то и дело останавливается.
Она наломала желтых березовых веток, и на миг ей показалось, будто ветер хочет вырвать их из ее рук.
Энна бросает ветки и бежит. Потом останавливается, прислушивается, всматривается в терриконик. Что-то там изменилось, только не понятно, что именно.
Может, это просто осень. А осенью березовые стволы всегда темнеют.
КАШТАНЫ, ЕЩЕ ЗЕЛЕНЫЕ
Девушка — как ведьмочка. Еще с колючками. Зеленый, колючий шар каштана. Подержишь его в руках, потом бросишь на землю и снова поднимешь. Гладишь — каштан приоткрылся, будто специально для тебя.
Рольф кончал учебу, когда ему повезло с его Каштаном.
Она была новенькой, совсем еще зеленой, а группе Рольфа как раз поручили взять шефство над новичками. Удивительно, как много девушек поступило в тот год в сельскохозяйственный техникум.
Он заинтересовался ею не сразу. Сначала ему даже казалось, что лицо у нее не очень-то и подходит к ее длинным и мягким каштановым волосам. Пожалуй, оно было слишком строгим, замкнутым. Только в танце она делалась раскованной, нежной и никакой дисгармонии в ней не чувствовалось.
Рольф начал бросать своих приятелей, с которыми обычно целыми вечерами пил пиво и спорил. Отодвигал стакан, правда, уже неуверенным движением, вставал из-за стола и приглашал потанцевать эту девушку с каштановыми волосами.
В ее голосе ему слышатся по-матерински заботливые нотки, которые его трогают, и ему хочется, чтобы она действительно заботилась о нем, поехала бы с ним в деревню и была бы с ним всегда — например, прямо завтра утром, когда он проснется.
Рольф старается почаще встречаться с Хайке. Регулярно ходит на лекции только для того, чтобы увидеть ее на переменках.
О чем она только не мечтает… Ее серо-голубые глаза становятся при этом еще больше и светлее. Она не из тех городских девиц, которые хотят в деревню лишь потому, что когда-то погостили на каникулах у бабушки с дедушкой и выдумали себе сельскую идиллию.
Между прочим, уже после первого семестра ей дали повышенную стипендию.
— Дурочка, — говорит он ей. — Неужели ты веришь всему, что здесь плетут про современное животноводство? Главное, чтобы с распределением повезло. А то сунут в отстающее хозяйство, и намучаешься там с двумя десятками маленьких коровников. И никакой тебе техники. Скажи еще спасибо, если доилок хватит.
А все же ему нравится ее мечтательность.
Хайке не любит, когда Рольф так говорит. Ей чудится, будто она слышит свою мать. Поначалу она спорит с ним, как спорила с матерью. Но однажды, провожая ее в интернат, Рольф вдруг рассказал ей, что в четырнадцать лет он истратил все накопленные деньги, восемьдесят четыре марки, на четырех пятнистых саламандр.
— Мне всегда хотелось иметь что-нибудь такое, что ужасно не нравилось бы родителям. А ведь дома у меня все было в порядке. Мать даже говорила, мол, слишком уж тебе хорошо живется. — Он помолчал. — Пожалуй, это правда…
В тот вечер Хайке пустила его к себе.
Они выезжают за город, к озеру на равнине; Хайке закрывает Рольфу лицо ладонями.
— Отличный тут был бы выпас, — говорит он. — Трава мягче перины.
Она закрывает его руками, будто защищает, и ей кажется, что она действительно сумела бы его защитить, даже если он сам этого не захочет.
Весною каштаны удивительно красиво цветут. Они стоят белые или розовые. Белые, как подвенечное платье.