Читаем Непарадигматическая лингвистика полностью

Ряд глаголов имеет основу аориста с суффиксом *-s-. Этот тип аориста называется сигматическим, а остальные типы – простым. Естественно, что автор книги не сопоставляет это *-s– c окончаниями имени и местоимениями. Между тем само возникновение «сигматического» аориста, то есть хронологически второго показателя аориста в общей истории глагола, расшифровывается далеко не простым образом. Так, например, Ф. Бадер [Бадер 1988] связывает появление сигматического аориста с общей перестройкой индоевропейской глагольной системы. Процесс, по Ф. Бадер, шел так, что презенс перерастал в претерит, а в сигматическом аористе постепенно шла смена флексий: медиальных > полуактивных > активных. Иначе говоря, формы актива являются значительно менее архаичными, чем это принято считать. По мнению Ф. Бадер, «сигматический аорист – это один из претеритов с точечным значением, образуемых с помощью корневого расширителя – обычно только одного лица (*-s, *-u, *-k, *-t)». Итак, с точки зрения Ф. Бадер, «Будучи претеритным образованием, сигматический аорист получает в индоевропейском медиальную флексию, характерную для всех корневых претеритов» [Бадер 1988: 343]. Таким образом, интересующее нас *-s сигматического аориста являет себя каким-то хамелеоном, внедряясь то в медий, то в претерит, то в оба залога. Однако во всех языках, претерпевающих разнообразные глагольные преобразования, этот «суффикс» неизбежным образом принимается.

Окончания всех лиц единственного числа аориста и 3-го лица множественного числа: *-m, *-s, *-t, *-nt отличаются, по А. Н. Савченко, от соответствующих окончаний презента только отсутствием конечного который [Савченко 1974/2003: 279] называется частицей-показателем настоящего времени.

1– е лицо множественного числа аориста, по мнению А. Н. Савченко, имело два варианта: *-mes/-mos; *-me/-mo.

2– е лицо имело окончание *-te.

И здесь небезынтересным можно считать мнение А. Н. Савченко о том, что основы глагола не выражали времени: время выражалось окончаниями, но при этом основы презента выражали длительность действия, а основы аориста – действие как факт, независимо от длительности или законченности. Поэтому, по мнению А. Н. Савченко, понятие «имперфекта» вообще условно: это глагольные формы, в санскрите и греческом образованные от основ презента, но с окончаниями, как в аористе, и с аугментом.

Окончание 3-го лица *4ъ сохранилось только в санскрите (см. выше исследование об этом окончании Шмальштига).

Перфект

Его окончания восстанавливаются в книге А. Н. Савченко следующим образом:

1– е лицо – *-ha;

2– е лицо – *-tha;

3– е лицо – *-e.

Окончание первого лица множественного числа – то же, что в презенте и аористе.

Второе и третье лица множественного числа отчетливым образом не восстанавливаются.

Само значение перфекта, по А. Н. Савченко, не было выражением прошедшего времени: «состояние, им выражавшееся, существовало в настоящем, а действие, вызвавшее это состояние, в прошлом» [Савченко 1974/2003: 284].

Вывод из этого также представляется небезынтересным: «Таким образом, перфект занимал особое положение в грамматической системе индоевропейского глагола. Это объясняется тем, что он был пережитком несколько иной грамматической системы, существовавшей в праиндоевропейском языке на древнейшей стадии его развития» [Там же: 284].

Мы оставляем без анализа те разделы книги, которые посвящены формам футурума и формам наклонения, как формам явно позднейшим и разнообразным по языкам.

А. Н. Савченко кратко останавливается на интересной категории инъюнктива, имеющего значение разнообразное и неопределенное. Эта форма признается А. Н. Савченко наиболее архаичной, приобретающей значение только в контексте и также, вероятно, являющейся «остатком весьма древней праиндоевропейской категории».

Наибольшее внимание автор уделяет формам медия, который «прошел сложный путь развития в праиндоевропейском языке», и следы этого пути «отразились в разных языках по-разному». Именно медий и был маркированной категорией, отражавшей «средний» залог.

Среди медиальных форм реконструируются «первичные» и «вторичные» окончания презента, имевшие геодиалектную дистрибуцию.

«Первичные» окончания (перечисляются лингвистически достоверные формы трех лиц единственного числа и формы 3-го лица множественного): *-ai, *-sai, *-tai, *-ntai.

«Вторичные» окончания (те же формы): *-e (только у тематических глаголов), *-so, *-to, *-nto.

Совершенно очевидно, что этот набор флексий не «особый», а соотносится с флексиями презента и аориста[97].

Сразу, однако, видно, что парадигматическая «нормальная наука» здесь давит на исследователя. Примером этого являются рассуждения А. Н. Савченко о том, что данные ряда языков (итало-кельтские, санскрит и др.) обнаруживают еще третий ряд окончаний медия: *-ha, *-tha, *-a, *-r.

Перейти на страницу:

Все книги серии Studia Philologica

Флейта Гамлета: Очерк онтологической поэтики
Флейта Гамлета: Очерк онтологической поэтики

Книга является продолжением предыдущей книги автора – «Вещество литературы» (М.: Языки славянской культуры, 2001). Речь по-прежнему идет о теоретических аспектах онтологически ориентированной поэтики, о принципах выявления в художественном тексте того, что можно назвать «нечитаемым» в тексте, или «неочевидными смысловыми структурами». Различие между двумя книгами состоит в основном лишь в избранном материале. В первом случае речь шла о русской литературной классике, здесь же – о классике западноевропейской: от трагедий В. Шекспира и И. В. Гёте – до романтических «сказок» Дж. Барри и А. Милна. Героями исследования оказываются не только персонажи, но и те элементы мира, с которыми они вступают в самые различные отношения: вещества, формы, объемы, звуки, направления движения и пр. – все то, что составляет онтологическую (напрямую нечитаемую) подоплеку «видимого», явного сюжета и исподволь оформляет его логику и конфигурацию.

Леонид Владимирович Карасев

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
Япония: язык и культура
Япония: язык и культура

Первостепенным компонентом культуры каждого народа является языковая культура, в которую входят использование языка в тех или иных сферах жизни теми или иными людьми, особенности воззрений на язык, языковые картины мира и др. В книге рассмотрены различные аспекты языковой культуры Японии последних десятилетий. Дается также критический анализ японских работ по соответствующей тематике. Особо рассмотрены, в частности, проблемы роли английского языка в Японии и заимствований из этого языка, форм вежливости, особенностей женской речи в Японии, иероглифов и других видов японской письменности. Книга продолжает серию исследований В. М. Алпатова, начатую монографией «Япония: язык и общество» (1988), но в ней отражены изменения недавнего времени, например, связанные с компьютеризацией.Электронная версия данного издания является собственностью издательства, и ее распространение без согласия издательства запрещается.

Владимир Михайлович Алпатов , Владмир Михайлович Алпатов

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука

Похожие книги