Непарадные портреты

— Да нет, меня тогда совсем не мучили. Но это не значит, что в картине я ничего не играю, а изображаю саму себя. Хотя вообще-то я этот фильм по-другому представляла. Революция — это ж можно как сильно сделать! А приехали в экспедицию, нет и нет пафоса. Все какие-то мы то в грязи, то в песке. И все никак у меня не получается — чтоб была как настоящий комиссар — как я понимала! И картина какая-то не революционная. Думаю: а где же все, чему нас приучили в школе, к чему мама приучала? И только теперь мы понимаем, какой был провидец Аскольдов. Он снимал фильм о несовершенной революции, об изнанке, несозидательной ее стороне.

— Честно говоря, и все предыдущие роли, и ваша собственная жизнь располагали именно, как вы выразились, к пафосному прочтению темы революции.

— Я так и думала! И в картине я такую и играю — революционерку, только мне нужны были определенные краски. Их все не было и не было. И так я зачуханная и иду в конце картины с рваным мокрым знаменем. В этом и есть гениальность Аскольдова: в жизни все не так, как люди потом представляют.

«Меньшикова нашла я»

— А есть какая-то роль, которую хотелось бы сыграть заново — по другому, лучше?

— Нет. Я со своими ролями справилась. Другое бы что-нибудь сыграть. Камера тянет. И подумать, поразмыслить. Что-то от своей руки написать. У меня же все роли оснащены моей литературой.

— Это как?

— Ну, например, картина «Журавушка». Алексеев, автор рассказа, — известный писатель, казалось бы. Так он одну роль написал тонко выточенным карандашиком — героиню, которую играет Чурсина. А Глафиру Огрехову, которую я должна была играть, — так себе. Просто ворует яйца на птицеферме, целиком глотает и дом построила на ворованное. А снимал мой приятель, Николай Москаленко, это была первая его картина... «Ты меня лишишь профессии, если откажешься». Я так рыдала, так не хотела эту роль!..

Уже были под Горьким (ныне Нижний Новгород. — Авт.), выбирали натуру. А я лежу, телогрейкой накрылась — рыдаю! Говорю: «Коля, ну не хочу я эту заразу играть!» А он говорит: «А ты сделай из нее не заразу! Ты же умеешь!» Я всхлипнула последний раз, взяла — и к чертовой матери все переписала. Так она чуть не самой любимой ролью в жизни стала.

— А еще какую роль сами доделали?

— Все.

Сестра Наталья Мордюкова:

— Я свидетель — она на полях сценария всегда что-то подписывала себе. И результат получался отличный. Даже если сценарий был слабый. Кстати, бывало, что актеры только из-за Нонны соглашались сниматься. Например, Меньшиков — в «Маме». Так и сказал. Они хохотали все время, пока шли съемки...

— Нонна Викторовна, вы же с ним вместе уже снимались до этого — у Михалкова в «Родне»?

— Так я и заметила его тогда и, можно сказать, притащила в фильм. Мы готовились к съемкам, исполнители на все роли были утверждены. Не было только парня на роль старшего сына бывшего мужа героини, которого она упрекает в том, что бросил спивающегося отца.

И вот пересматриваю фотопробы... и вдруг попадает маленькая фотография — такая, на паспорт, с беленьким уголком. Что-то меня зацепило. Спрашиваю у Никиты: «Этого парнишку видел?» Он — Тасе, помощнице: «Это кто?» Она: «Студент театрального училища». — «Завтра приводи на фотопробы».

— А вот последний эпизод в той же «Журавушке» с вашим персонажем — с чернобуркой. Откуда, из какого сундука достаете такие яркие штрихи?

— Отовсюду! В жизни материала уйма! Ну вот случай. Снимали фильм «Родня». Чего-то у меня день не заладился, ничего не получалось, настроение отвратительное. Эпизод не досняли, я ушла к Римме Марковой — мы с ней хорошо дружили. А она с занятий по карате идет.

Это у нас в Театре киноактера придумали: чтобы те, кто, несчастный, работы не имеет, не плакали, пригласили лучшего каратиста Москвы. И все бабы — тетки и молодежь — занимаются этим карате. И они худеют, румяные стали такие, хорошие! Римма приходит — такая тоненькая, — кладет свою амуницию, села: «Ну что?» Я говорю: «Не клеится». А она мне: «Ходи на карате!» Я Никите назавтра сказала: «Вот закончу сниматься — пойду на карате». Он так хохотал!

«Моя зона — это праздник»

— Нонна Викторовна, многие люди, в том числе и артисты, бывает, сетуют на тяжелую жизнь. Причем и бедные, и богатые. Почему Мордюкова никогда не жалуется?

— А черт его знает! Я не жалуюсь. Я констатирую.

— И не констатируете никогда, что вам плохо. Как ни спросим вас, как живете, всегда отвечаете: «Нормально».

— Так нормально! Жаловаться... А какой смысл? Ну ладно, будет одноразовый какой-нибудь укол, может, пшена принесут или еще что-нибудь... Мне и так ни с того ни с сего сто тысяч прислали из Союза кинематографистов. Потом четыре тысячи прислал как-то Юрий Михалыч Лужков. Я им благодарна за внимание. Правда, все улетает быстро.

— Кстати, вашу первую книжку, кажется, недавно переиздали?

— Да, три тысячи экземпляров отпечатали.

— Гонорар хоть хороший получили?

— По пять рублей с экземпляра.

— Вот цены опять подпрыгнули. Вас это задевает?