Непереплетённые

Джоб — их полная противоположность. Оценки в школе удручающие, никаких наград и кубков, нет даже заслуживающих упоминания друзей. Он именно такой сын, какого не хотелось бы его отцу — пассивный, не стремящийся к успеху, ничем не интересующийся, без хобби и увлечений. В общем, ордера следовало ожидать.

Когда на пороге их дома появляются юнокопы, Джоб даже не пытается сопротивляться. Он чувствует лишь усталость, изнеможение и безысходность.

— Подтвердите вслух, что вы и есть Джоб Эндрю Мэрин, — говорит один из копов. Тот, что с дёргающейся бровью.

Джоб кивает.

— Я сказал, вслух.

— Да, это я.

Дёргающаяся Бровь достаёт карточку и читает по ней:

— Джоб Эндрю Мэрин, подписав этот ордер, ваши родители и/или законные опекуны подвергают вас ретроспективной терминации, задним числом датируемой шестым днём после зачатия, что делает вас… — бубнит он стандартный текст, но Джоб не слушает. Он смотрит на родителей, неуклюже топчущихся в прихожей их современного дома: уверенный в собственной правоте папа и нерешительная мама. Сестра в колледже, брат на соревнованиях, так что в свидетелях только предки. Джоб даже рад, что брат и сестра не видят этот унылый спектакль.

Наконец Дёргающаяся Бровь завершает:

— … все права гражданина с этого момента официально и перманентно отзываются.

Падает неловкая тишина. Мама делает движение вперёд, словно собираясь обнять сына, но отец хватает её за локоть, покачивая головой. У юнокопа дёргается бровь.

— Ну что ж, если это всё, то мы пойдём. Спасибо за сотрудничество.

— Да, — отвечает отец.

Джоба запихивают в фургон, который отвозит его к автобусу, загруженному дюжиной таких же подростков — оцепеневших и апатичных, едва ли понимающих, как они здесь оказались. Их везут в заготовительный лагерь «Лесной Дар» на северо-востоке Пенсильвании рядом с городом Уилкс-Барром — в обширное поместье, огороженное металлической сеткой. Тут пахнет розами и можжевельником, деревья и кусты пострижены в форме разнообразных лесных животных. Новеньких отводят в зону ожидания и усаживают в алфавитном порядке за длинными столами, словно для некоего теста.

— Джоб Мэрин, — выкликает кто-то довольно скоро. Его ведут по коридору с ковровой дорожкой и заводят в комнату с надписью «Смотровая».

— Доброе утро, Джоб, — приветствует его мужчина в лабораторном халате, улыбаясь, но руку для пожатия не протягивая. На приколотой к его груди табличке значится: «Др. Дружес», и Джоб мысленно пририсовывает «кий», чтобы получилось «Др. Дружеский».

Его усаживают на смотровой стол, покрытый листом хрусткой стерильной бумаги. Очень похоже на визит к врачу, если только врач не планирует вытащить из тебя органы и раздать их малышне, как леденцы на палочке.

— Это не больно, — говорит дружеский доктор, затягивает бицепс Джоба резиновой лентой и берёт образец крови. Ставит пробирку в карман и велит: — Подожди здесь.

И надолго исчезает.

Джоб нервно оглядывается по сторонам. Через окно виднеется лагерный стадион, где подростки играют в софтбол, занимаются силовой гимнастикой и тяжёлой атлетикой. Задорная музыка, слышная даже через двойное окно, изливается из висящих на столбах громкоговорителей. Джоб задумывается, удастся ли ему хоть когда-нибудь натренироваться до такой степени, чтобы соответствовать здешним требованиям. Вообще-то к спортивным упражнениям он не готов.

Наконец доктор Дружеский возвращается в сопровождении дюжего санитара и медсестры, несущей поднос с медицинскими инструментами. Особенно бросаются в глаза два шприца: один маленький, второй неприятно огромный.

— Обычная биопсия, — говорит доктор. — Только чтобы подтвердить результаты анализа крови. — Он берёт первый шприц и поясняет: — Анестетик. От него ты почувствуешь лишь лёгкий укол.

Вообще-то укол оказывается совсем не лёгким, но не это беспокоит Джоба. А то, что, взяв второй шприц, дружеский доктор не говорит ничего. Видимо потому, что будет очень и очень больно.

Санитар крепко держит «пациента», чтобы тот не дёрнулся.

— Это быстро, — успокаивает здоровяк.

Игла входит в тело, Джоб кривится, стараясь не завопить, хотя боль невыносимая. Интересно, насколько сильнее она бы была без анестетика.

По крайней мере, санитар не соврал. Иглу вынимают. Боль начинает стихать. Джоба отпускают.

— Ты прям стойкий оловянный солдатик, — подбадривает санитар.

Извинившись, доктор удаляется, неся в руке пробирку с ярлычком «Мэрин, Дж.». Подчинённые следуют за ним, оставляя Джоба в одиночестве.

Через двадцать минут доктор Дружеский возвращается. Улыбка его кажется вымученной.

— Боюсь, тебя нельзя расплести, — говорит он с искренним огорчением. — Некоторое количество претендентов просто не соответствуют требованиям. Пожалуйста, не делай из этого вывод, что ты совсем ничего не стоишь.

— Но почему? — спрашивает Джоб. — Что вы нашли?

Доктор отвечает с извиняющейся улыбкой:

— Не я должен тебе это сказать. Подожди здесь, за тобой скоро придут.