Непереводимое в переводе

Аналогичны случаи с переводами на болгарский книг «Птицы летят из гнезд» С. Н. Голубова ¹о крупном болгарском поэте и революционере Христо Ботеве и "The Apostle of Freedom" («Апостол свободы») англичанки Мерсии Макдермотт² о национальном герое Болгарии Василе Левском.

Описывая быт, историю, нравы народа — носителя ПЯ, авторы иногда передают колорит не путем введения реалий, а при помощи калек, описаний, объяснения или иных средств; опускают реалии, где они кажутся несущественными, или употребляют ошибочно, не по назначению, реалию с иным содержанием или, наконец, не подозревая о ее существовании для данного объекта, дают понять о ней с помощью нейтральной лексики.

Все эти положения ставят переводчика перед сложным выбором. Каким путем идти: восстанавливать истинные черты описываемой действительности, возвращая скрытые реалии на их места, или же оставаться верным автору, но нарушить жизненную правду путем сохранения «скрытости» реалий?

Предпосылкой к решению этой задачи является другая: заметить, уловить эти «скрытые реалии», которые в подлиннике представлены ничем не замечательными словами, словосочетаниями или предложениями, а то и просто пробелами, — ведь в противном случае читатель перевода непременно почувствует неполноту или фальшивую нотку, как чужой акцент в речи иностранца, в остальном неплохо говорящего на его языке.

¹ Голубов     С.  Н.  Птицы летят из гнезд. М.: Детгиз, 1958. ²MacDermott,  Mercia.   The Apostle of Freedom.   London, 1967.

127

Что же касается решения вопроса: восстанавливать скрытые реалии или нет, то с нашей точки зрения, восстанавливать обычно надо, за исключением тех случаев, когда переводчик ясно видит, что автор сознательно пользуется для выражения данного образа иными средствами: ведь в принципе он старается дать реалистическое описание действительности, независимо от своих идей, намерений, атмосферы, которые вкладывает в текст, и если реалий не употребляет, то это либо по незнанию, либо по нежеланию перегружать текст незнакомыми словами. Случай такой же, как при обычном переводе реалий, только здесь, в ИЯ, реалия зашифрована иными средствами, а в ПЯ она должна (или не должна) появиться в своей реальной форме: если она достаточно ярко освещена, то должна, если нет, то может оставаться в том же скрытом виде в переводе. (Мы, конечно, не говорим о случаях, скажем, намеренной романтизации текста, когда реалии не служат целям реалистического изображения, или о произведениях тенденциозных, имеющих целью искажение действительности.)

За примерами обратимся к упомянутым переводам книг С. Н. Голубова и М. Макдермотт.

Оперируя очень осторожно и экономно болгарскими реалиями, М. Макдермотт использует описательные и нейтральные их замены, создающие, однако, серьезные затруднения для переводчика. "My friends gave me a loaf of sweet white bread and come grapes" (c. 167) (дословно: «Друзья дали мне сдобную булку и [немного] винограда»), — пишет она, а переводчик, учтя историческую и бытовую обстановку, совершенно правильно заменяет «сдобную булку» характерным болгарским (точнее турецким) словом: «Приятели ми дадоха симид и грозде». В другом месте — опять описание: "On one side of the court-yard there was a 1 i 111 e gate leading into a school" (c. 142) (дословно: «Во дворе с одной стороны была калитка, ведущая в школу»); эту «калитку» (между соседними дворами) гораздо лучше, с точки зрения точности и привычности описываемой обстановки, перевести не общим словом «врата» (с. ИЗ), как сделал переводчик («От другата страна на двора имало врата..»), и даже не «порта», «портичка», а характерной реалией комшулук. В предложении "When he emerged he took a sackful of books and rode round the villages selling them" (c. 193) (дословно: «Когда его пустили, он взял мешок книг и поехал по деревням продавать

128

их») (разрядка всюду наша — авт.) совсем нейтральный у автора «мешок» переводчик правильно заменил «переметной сумой» — болг. дисаги (ведь ехал-то поп Матей на осле), восстановив действительный образ (с. 155). Точно так же, опуская реалию пастарма — совершенно правильно с ее точки зрения, так как это лишь деталь, которую можно дать описанием "dried salted meat" (с. 237), — автор, облегчая восприятие своего читателя, затрудняет читателя болгарского перевода: «вяленое соленое мясо» — понятие, которое не примет ни один болгарин; к счастью, переводчик возвращает его в болгарский быт в его естественной форме (с. 198). Любопытно, что в этих случаях неправильный, т. е. буквалист-ский подход даже к мелким деталям нанес бы довольно чувствительный урон переводу.