Неписанная любовь (ЛП)

— Элли должна продолжать писать музыку для других людей, потому что она действительно хороша в этом.

— Но… — плечи Нико опускаются с поражением.

Элли убирает мою руку, чтобы опуститься на колени рядом с его стулом.

— Но я тебя не брошу.

— Нет, бросишь, — несколько слезинок падают ему на колени.

— Нет. Я всегда буду частью твоей жизни.

— Но ты уезжаешь, — прежде чем я успеваю его успокоить, Нико в спешке покидает кухню.

Элли поворачивается ко мне со слезами на глазах.

— Я не знаю, смогу ли я это сделать.

— Сможешь.

Всхлип вдалеке, а затем хлопок двери разрушают контроль Элли над своими слезами, и одна из них скатывается по ее лицу.

Мое сердце словно раскалывается на две части: Нико и Элли тянут его в разные стороны. Хотя мне бы хотелось, чтобы она осталась с нами навсегда — и потому, что Нико ее любит, и потому, что она мне… нужна, — она заслуживает того, чтобы выбрать себя и свое будущее. Мы всегда будем здесь, но такая возможность, как дает ей Коул, не будет длиться вечно, и именно это я говорю себе, поднимаясь на ноги и протягивая руку, чтобы Элли могла за нее ухватиться.

— Он поймет.

Она качает головой.

— Нет, не поймет.

— Поймет, как только осознает, что я не повторю ошибку прошлого раза, когда уволил тебя, — я сыграл свою роль в недоверии Нико, когда уволил Элли после несчастного случая, и теперь мне предстоит это исправить.

Слезы текут по щекам Элли, пока мы следуем за криками Нико к их источнику.

Я стучу в дверь гостевой ванной комнаты, расположенной рядом с лифтами.

— Николас?

Его крики затихают, когда он шмыгает носом.

— Что?

— Мы можем с тобой поговорить? Пожалуйста?

— Я не хочу.

Элли вздрагивает рядом со мной.

— Я знаю, что ты сейчас расстроен, но Элли не бросает…

— Нет, бросает!

— Нико, — Элли дергает дверную ручку и приоткрывает дверь. — Можно мне войти?

— Зачем? Ты просто будешь врать мне, как мама!

Хотя его слова ощущаются как выстрел из дробовика в грудь, я не могу представить, что чувствует Элли, когда Нико сравнивает ее с Хиллари.

Она сжимает мою руку, и я отвечаю ей тем же, как бы говоря, что мы справимся с этим. Вместе.

— Я никогда не лгала тебе и никогда не буду, — Элли напрягает позвоночник и открывает дверь.

Мой сын сидит на кафельном полу, подтянув ноги к груди и уткнувшись лбом в колени.

Элли опускается на колени рядом с ним, а я стою в дверном проеме, застыв на месте, пока она обхватывает Нико руками и прижимает его к груди.

— Мне жаль, что твоя мама давала обещания, которые не смогла сдержать, — я планирую исправить это как можно скорее. — Но я — не она. С тех пор как я начала работать на твоего отца, я ни разу не нарушила ни одного обещания, даже когда это означало потерять работу из-за тайны, которую я хранила, и я не планирую нарушать их и впредь, потому что твое доверие очень важно для меня.

Его лоб упирается в колени, когда он качает головой.

— Я не хочу, чтобы ты меня бросила.

— И я не хочу. Возможно, я буду работать на кого-то другого, но я всегда буду частью твоей жизни, независимо от того, буду я твоей няней или нет.

Нико смотрит на нее с красными, залитыми слезами щеками и налитыми кровью глазами.

— Будешь?

— Да. Ты навсегда останешься со мной.

Его нижняя губа подрагивает, когда он переводит взгляд с меня на Элли.

— Ты обещаешь?

— Своей жизнью. Ничто не сможет удержать меня от тебя.

— Я не хочу, чтобы ты уходила, — Нико прячет лицо за ладонями и всхлипывает.

Элли в панике смотрит на меня, и я опускаюсь рядом с ней на колени.

— Эй.

Плечи Нико сотрясаются от неровного дыхания.

Я поднимаю его подбородок.

— Это нормально — грустить.

— Это больно, — он постукивает по месту над сердцем.

Элли вытирает уголки глаз.

Внутри меня что-то трещит.

— Я знаю, ты боишься, что Элли не вернется, но она вернется.

— Но у нее больше не будет причин для этого.

— Я позабочусь о том, чтобы у нее всегда была причина вернуться, — говорю я ровным голосом.

— Сейчас я смотрю на свои самые большие причины, — она сжимает обе наши руки, и это немного ослабляет тяжесть, давящую на мои виски, плечи и грудь.

Я обхватываю их обоих и заключаю нас в групповое объятие.

— Мы не прощаемся.

Она с сопением кивает мне на одно из плеч.

— Нет.

Нико прячет лицо.

— Я рад за тебя, Элли, но мне также грустно за себя.

— Мне тоже, — искренне говорю я.

Элли высовывает голову из-под моей шеи.

— А мне трижды грустно.

Нико обхватывает нас за шеи.

— Я не хочу другую няню.

— Тогда у нас ее не будет, — моя первоначальная причина, по которой она нужна, больше не имеет значения, потому что Элли достаточно для Нико, будь она в его жизни в качестве друга или чего-то большего.

— Может ли Элли приходить к нам каждый день? Когда она не в Европе? — спрашивает он между приступами всхлипывания.

Она смеется.

— Я тебе так надоем.

— Это невозможно, — я улыбаюсь ей.

— Да. Он прав, — Нико кивает.

— Ты можешь навещать его так часто, как захочешь. Несколько раз в день, если хочешь, — я подмигиваю.

— Я имею в виду, что было бы неплохо, если бы я проверяла животных. Они практически мои дети.