Не хочу показаться стервой, но я не могу с ним говорить, потому что не знаю, как это сделать. Проведя столько лет в откладывании неудобных разговоров, я так и не выработала навык их ведения.
— Как насчет после игры?
— Извини. У меня есть планы.
Крошечный тик в его челюсти выдает его эмоции.
— Отлично. А что насчет завтра?
— Тоже все занято. Вообще-то, мой календарь забит до нового года.
— Сейчас июнь.
Я фальшиво улыбаюсь.
— У меня столько дел, которые нужно успеть сделать сейчас, когда у меня много свободного времени. Не то чтобы я ожидала, что ты поймешь, ведь ты работаешь на себя и все такое.
— Ты могла хотя бы выслушать меня.
— О, как в ту ночь, когда с Нико произошел тот несчастный случай? — может, я и не
— Я же сказал тебе, что все это было ошибкой.
Я напрягла позвоночник.
— Ну, твоя ошибка стала для меня тревожным звоночком.
— И что это значит?
Я набираюсь храбрости и делаю глубокий вдох.
— У нас ничего не получалось. Ты недостаточно ценил меня и мое время, а я слишком ценила твою семью. Со временем все становилось только хуже, так что, уволив меня, ты только ускорил этот процесс.
Пронзительный свист и чей-то выкрик моего имени вдалеке спасают меня, и я ухожу, прежде чем Рафаэль успевает ответить.
После трех ужасных подач Уиллоу кричит:
— О, слава богу, ты здесь! — она машет рукой игроку, которого я подменяла, а затем указывает в мою сторону. — Элли, ты свободна.
Клянусь, я слышу, как один из братьев Уиллоу радостно кричит, но не принимаю это близко к сердцу. Дальняя часть поля кажется космическим пространством с тем расстоянием, которое мне предстоит пройти.
— Все в порядке, — я вытираю пот со лба и поднимаю большой палец вверх, а затем направляюсь к маме на трибуны. Сегодня неоправданно жарко, благодаря надвигающейся на этой неделе тепловой волне, а отсутствие тени только ухудшает ситуацию.
В какой-то момент после четвертой подачи Лоренцо снимает футболку и заслуживает бурные аплодисменты со стороны других женщин, наблюдающих за игрой. Берт в шутку тоже пытается снять свою, что вызывает у меня стон, а у мамы — свист.
На трибунах, окружающих поле для софтбола, собралось много людей из города. Я надеялась увидеть Нико в толпе, но, обнаружив, что его нет, только разочаровалась. Боль в груди, которая не покидает меня с той ночи, когда с ним случился несчастный случай, усиливается и всегда дает о себе знать, когда я думаю о нем.
Нико был моей тенью на протяжении многих месяцев, поэтому, когда его больше нет рядом, я чувствую себя так, словно лишилась жизненно важного органа. Я скучаю по утрам, когда умоляла его встать с постели, и по послеобеденным прогулкам в амбаре с животными почти так же сильно, как по нашим совместным урокам музыки.
В том, что я все это потеряла, виновата только я сама.
— Ты молодец, — мама обхватывает меня за плечи и прижимает к себе, вытаскивая из мрачного душевного пространства.
— Я почти ничего не делала.
— Я видела, как ты бежала за мячом.
Мои щеки горят.
— Я убегала
— Хм. Трудно сказать с такого расстояния, так что вряд ли кто-то заметил.
Я с досадой сдуваю с глаз выбившуюся прядь волос.
Некоторые женщины затаили дыхание, когда Рафаэль прошел мимо наших трибун и направился к домашней базе. Он вытирает лицо подолом рубашки, давая всем возможность рассмотреть, что находится под ней. Его пресс, которого я никогда раньше не видела, дает мне еще восемь причин держаться от него подальше.
То, чего Рафаэлю в последнее время не хватает в характере, он с лихвой компенсирует физически. По его подобию можно было бы делать мраморные статуи, потому что его тело вылеплено
Словно почувствовав мой взгляд, он поднимает глаза, и наши взгляды встречаются. В его глазах что-то вспыхивает, и я быстро отвожу взгляд, мои щеки пылают от того, что я попалась на его удочку.
— Думаешь, он захочет быть с женщиной постарше? — Сюзетт, хозяйка местного свечного магазина, шепчет своей подруге Герти, которая всегда доставляла почту ему домой.
— Ты и дня не протянешь с мужчиной, у которого такой характер, как у него, — Герти насмехается. — Он не разговаривает. И точка.
— А кто говорил о разговорах?
Герти фыркает, а я закатываю глаза.
Мама наклоняется и шепчет:
— Теперь я понимаю, почему ты была влюблена в него все эти годы.
— Мам, — я шикаю на нее.
— Что? У тебя был хороший вкус, даже тогда.
— Я не была влюблена в него, — я в панике оглядываюсь по сторонам.
— Мы что, будет притворяться, что ты не исписала всю тетрадь по математике надписями «
Я провожу рукой по горлу в безмолвной просьбе заткнуться, но уже слишком поздно. Словно акулы, почуявшие кровь в воде, Герти и Сюзетт поворачиваются и смотрят на нас.
— Элли. Я так рада тебя видеть, — Герти похлопывает меня по бедру.
Я всегда ношу леггинсы и брюки, но все равно беспокоюсь о том, смогут ли люди заметить мои шрамы через ткань.