Неписанная любовь

Нет, конечно, я не ревную. Весь дискомфорт, который я испытываю по отношению к ней, вызван исключительно моими опасениями по поводу разговора с ней. Мой сын рассчитывает, что я смогу наладить отношения между нами, и я уже могу сказать, что это будет нелегко, учитывая, что она поднимает тост за то, что я придурок.

Возможно, будет лучше, если я позволю Элли немного расслабиться, выпив несколько рюмок, прежде чем требовать от нее уделить мне немного времени. Поэтому вместо того, чтобы направиться в ее сторону и оттащить ее от двух парней, приближающихся к ней, я провожу время с Джулианом, к которому в конце концов присоединяется его девушка, крестная мать Нико, Далия.

Я ищу в баре ее сестру, Лили, надеясь, что она спасет меня от роли третьего лишнего, и разочаровываюсь, когда не нахожу ее.

Я люблю Далию почти так же сильно, как и своего кузена, но это не значит, что мне нравится проводить с ними время вместе. Быть третьим лишним заставляет мою кожу зудеть, а грудь болезненно сжиматься, и я отчаянно ищу способ сбежать.

К счастью, кто-то запускает старый караоке-автомат, который работает с тех пор, как родители Джулиана проводили время вместе в этом же баре несколько десятилетий назад, и Далия быстро присоединяется к очереди желающих. Джулиан просит меня спасти его, но я лишь подталкиваю его к ней.

Несколько человек пытаются завязать со мной разговор, но их попытки проваливаются, как только я даю лишь несколько односложных ответов. Я не пытаюсь быть придурком, но я не самый приятный собеседник.

Я осматриваю заднюю часть бара, где сидела Элли, и обнаруживаю, что ее место пустует. Люди у сцены свистят, а потом начинают скандировать «Элли».

— Я смотрю, вы все специально меня напоили, — за голосом, который я узнаю где угодно, следует мягкое хихиканье.

Затем слышатся несколько подтверждающих возгласов. Из динамиков, расположенных вдоль сцены, начинают звучать первые аккорды песни.

— Я люблю тебя! — кричит женщина сбоку, и я следую за звуком к Уиллоу, которая держит свой телефон в воздухе, высоко над толпой, чтобы она могла записать выступление.

Элли качает головой с небольшой улыбкой.

— Некоторые из вас, возможно, уже слышали версию этой песни…

— К черту Аву Роудс! — кричит кто-то.

Ава Роудс, поп-звезда? Я знал, что она выросла здесь и все такое, но я не особо слушал ее музыку, кроме нескольких популярных песен, которые нравятся Далии и Лили. Большинство людей здесь не являются ее поклонниками, хотя я никогда не интересовался, почему. Я просто полагал, что это как-то связано с тем, что она бросила город, в котором выросла.

И без того раскрасневшиеся щеки Элли стали пунцовыми.

— В любом случае не думаю, что кто-то из вас слышал ее раньше в такой вариации.

Она начинает играть и закрывает глаза.

Ее нога стучит по изношенному деревянному полу под ней, а бедра двигаются в такт музыке, снова привлекая мой взгляд к ее ногам. Я пытаюсь контролировать свои блуждающие глаза, но это становится все труднее, когда над ее головой загорается прожектор.

Словно сирена, зовущая меня к водной могиле, Элли погружает меня в гипнотический транс, как только ее губы раздвигаются и из ее уст вылетает первая строчка текста. Я хочу только одного — утонуть в звуках ее хрипловатого голоса.

Я никогда раньше не слышал, как она поет. Когда играет, она всегда молчит, но, учитывая ее несомненный талант, не пойму, почему она так редко выступает.

В час ночи я лежу в постели и гадаю, какой муж сегодня

придет домой и встретит меня.

Может быть, тот, за которого я вышла замуж, или тот, от

которого пахнет дешевыми розами и низкосортным виски?

В три часа ночи, истекая кровью, я умоляю кого-нибудь прийти

и спасти меня и моего ребенка.

Зловещая лирика сплетает историю о жестоком муже и его сломленной жене, а медленное нарастание припева заставляет всех покачиваться в такт мелодии. Хотя фоновая музыка похожа на популярную песню, которую знает большая часть людей, ее текст другой. Мрачнее.

Эта версия больше в направлении фолк-музыки, и мне не нужно дослушивать песню до конца, чтобы понять, что она лучше оригинала.

Мягкий голос Элли наполнен эмоциями, а ее глаза блестят, когда она доходит до последнего куплета. Я не слышу ее, потому что слишком увлечен наблюдением за слезой, скатывающейся по ее щеке, и свидетельством боли, написанной на ее лице как день.

Она стерла ее кончиком татуированного пальца, но я все равно увидел ее.

Так же, как и вижу ее.