Она часто ездила с м-сс Вандемер по приютам и с её разрешения привозила детям игрушки, а старушкам цветы, кружевные чепцы и платки. М-сс Ванденер никогда не брала ее с собой в приюты для беззащитных или падших девушек. Дора обыкновенно в таких случаях терпеливо ожидала ее в экипаже, на улице, и с болью в сердце недоумевала, отчего ей нельзя побывать в этих приютах. Она не понимала и не знала тайны этих мрачных учреждений, но она была способна рыдать с жившими там несчастными женщинами, сочувствовать их тяжелому, непонятному ей, горю. Она без критики приняла на веру все догматы епископальной церкви и много вложила собственной поэзии в её обрядовую сторону. Любовь к Ричарду Вандемеру также, как и глубокая религиозность, составляла главную основу всей её жизни. Она любила его с тех пор, как начала себя понимать и всегда признавала его полную власть над собою. Ребенком она, по первому его зову, тотчас же прибегала к нему. Величайшим счастьем считала она чем-нибудь услужить ему. Она инстинктивно старалась жить в мире с отцом, сообразоваться с его желаниями, и потому между отцом и дочерью установились ровные, невозмутимо спокойные отношения. До самого последнего времени она не испытала никакого личного горя.
Как-то в июне Лу было особенно тяжело на душе и ей захотелось поговорить с человеком, которому она могла бы чистосердечно излить все то, что накипело у неё на душе. Она отправилась к Вандемерам и застала Дору в библиотеке, погруженную в чтение.
– Поедем в парк, Дора, – сказала она. – Я так несчастна сегодня.
– Ты несчастна, Лу? Вот никогда не поверила бы. Ты всегда так весела.
– Мне тяжело и я никак не могу встряхнуть себя! Тоска одолела.
– Действительно, милая Лу, ты сегодня совсем не похожа на себя. Что случилось?
– Пойдем в парк. Там я все тебе расскажу.
Молодые девушки вышли из дому, перешли улицу по направлению к парку, открыли запертую на ключ калитку и медленно дошли до скамейки, стоявшей под раскидистым большим вязом. В нескольких шагах от них сидела мать с дочерью. До Доры и Лу едва доносился голос дочери, читавшей в слух.
– Какая жара и духота сегодня на улицах, – сказала Лу, – за то здесь свежо и прохладно.
– Рассказывай твою тайну.
Лу мечтательно посмотрела на зеленую лужайку, видимо соображая что-то.
– Не понимаю таких людей, как мама, которым горе кажется чем-то приятным. Я твердо решила, Дора, быт счастливою или же совсем не жить. Мне необходимо, так или иначе, получить полное удовлетворение и свободу, которая придает жизни хотя бы кажущуюся ценность. Я хочу действовать вполне честно, а мне приходится жить на счет мамы и все время протестовать против её же планов. Она теперь в восторге, потому что тетя Сусанна согласилась взять меня и Эми с собою Нью-Йорк. То, что в её глазах имеет громадную важность, кажется мне пустяками.
– Отчего ты не хочешь рассказать мне о своем горе, Лу, – мягко остановила ее Дора.
– Ты любишь Дика, Дора?
Дори с изумлением посмотрела на подругу.
– Ах, Лу, – прошептала она, – зачем ты спрашиваешь меня о таких вещах?
– Я хочу знать, как это началось у тебя, на что похожа любовь и сомневаешься ли, ты когда-нибудь в своем чувстве.
Взволнованная и растерянная Дора не в силах была отвечать и молчала, но Лу была слишком занята своими мыслями, чтобы обратить внимание на состояние подруги. Помолчав немного, Лу опять заговорила.
– Не знаю, люблю ли я м-ра Адамса или нет, знаю только, что я несчастна, Дора, – прибавила она, сильно подчеркивая последние слова. – Ах, если бы я могла сама зарабатывать деньги.
Лу вдруг почувствовала, как вздрогнула сидевшая рядом с нею Дора и, обернувшись, увидела, что подруга ей сидит с опущенными вниз глазами, под густыми ресницами которых блестят слезы. Лу была в полном недоумении, не понимая, чем вызваны слезы.
Неужели Дора так сильно сочувствует её горю?
– Лу, – сказала Дора, спустя некоторое время, – быть может настанет такое время, когда я буду просить тебя поселиться со мною вдвоем. Может быт, твоя мать согласится на это, конечно, если только ты не выйдешь замуж. Мы жили бы как настоящие сестры и делили бы все пополам с тобою.
– Жить с тобою, Дора? Разве ты уже забыла Дика?
– Кто знает, может быть, он не захочет жениться на мне.
– А я думала, что это дело решенное.
Дора ничего не ответила на это.
– Но ведь он любит тебя и ты знаешь это?
– Последние два года я почти не видела его. Думала, что он вернется домой нынешним летом и так ждала его приезда. Зима тянулась бесконечно долго. Но из колледжа он поехал со своими друзьями прямо в Италию. За все это время он прислал мне только одно письмо.
– Какая ты несносная, Дора. Вообразила себе Бог весть что. Дик любить тебя и будет всегда любить.
Дора поднялась вперед и, вся преобразившись, оживленно спросила:
– Ты, действительно, так думаешь?
– Он обожает тебя. Мне ли не знать.
– И ты уверена в этом?
– Ты для него все на свете.
– Но объясни, почему же он не пишет мне?
– Видишь ли, он еще очень молод, почти мальчик. Его молчание доказывает, что он любит тебя и не сомневается в этом.
– Какая ты умная, – сказала Дора.