Непобедимая и легендарная

Услышав слово «Лотарингия», Пуанкаре, уроженец департамента Мёз, находившегося в составе этой исторической области Франции, лишь тяжело вздохнул. Похоже, что ему так и не удастся осуществить свое самое большое желание – вернуться победителем на родину предков.

– Господа, – я старался, чтобы сказанные мною слова прозвучали как можно убедительней, – могу сказать вам лишь одно – победить Германскую империю и ее союзников мы не сможем. Почему? Да потому, что у нас просто некому воевать. Люди настолько измотаны войной, что любой приказ о прекращении перемирия и о начале боевых действий может привести к массовому неповиновению, или даже к началу вооруженного мятежа. Уж поверьте, мы, французы, умеем бунтовать. И хорошо, если солдаты просто воткнут штыки в землю и разбредутся по домам. Вполне вероятно, что штыки солдаты воткнут не в землю, а в своих командиров, а потом отправятся сюда, чтобы сместить вас, господа. Так именно произошло в России. Я бы не хотел, чтобы подобное случилось во Франции.

Пуанкаре и Клемансо снова переглянулись. Похоже, что они и сами думали о том непоправимом, что может произойти в нашей стране. Потом Клемансо внимательно посмотрел на меня.

– Скажите, маршал, а что если поставить позади наших войск солдат из колоний? Таким образом год назад мы сумели остановить дрогнувшие части, установив позади них сенегальцев с пулеметами. И остановили. Может быть, и в этот раз у нас всё получится?

Я криво усмехнулся. Месье Клемансо, конечно, не зря имеет прозвище Тигр, но похоже, что он просто плохо осведомлен о том, что сейчас происходит у нас на фронте. Надо дать ему на этот счет разъяснение.

– Господин премьер-министр, в этом случае мятеж вспыхнет уже через час после отдачи подобного приказа. Немедленно начнется резня – французские части вместе с частями Национальной гвардии станут убивать солдат, набранных в наших колониях. Их и без того ненавидят все французы. Аннамиты и сенегальцы не проявляют большой храбрости в окопах, но зато они лихо грабят и насилуют в нашем тылу. Они массово дезертируют из своих частей, сбиваются в вооруженные банды и наводят ужас на деревни и даже небольшие города. С ними приходится вести настоящую войну.

– Маршал, неужели все обстоит именно так? – спросил меня потрясенный Пуанкаре. – Если верить вашим словам – а у меня нет оснований вам не верить, – Франции угрожает страшная опасность. Надо немедленно заключать мир с бошами – и чем быстрее, тем лучше. И срочно рвать с нашими союзниками – британцами. Сейчас нужно спасаться, забыв о каких-то там договорах и союзах. И пусть меня потом осудят – я буду знать, что все сделанное мною сделано во имя нашей любимой Франции.

Я облегченно вздохнул. Кажется, что до господ политиков наконец-то дошло, что время красивых фраз закончилось и настало время решительных действий. Пусть они примут чрезвычайные законы, развязывающие руки армии. Подписав мирный договор с Германией, мы займемся наведением порядка в стране.

Неплохо было бы, чтобы во главе Республики встал военный. Я, конечно, как истинный гасконец, готов возглавить новое правительство Франции. И если мне предложат стать – пусть и временным – диктатором, то я приму это предложение. А оставлять власть политиканам, которым откровенно наплевать на судьбу страны – это значит снова подвергнуть Францию, ослабленную и обескровленную, смертельному риску.

Видимо, о чем-то подобном подумали и мои собеседники. Они снова переглянулись и с подозрением посмотрели на меня. Я понял, что они еще не приняли окончательного решения – самим попытаться завершить войну и начать наведение порядка в стране, или сбросить ответственность за все происходящее на военных.

– Маршал, – произнес наконец Клемансо, – мы решили, что вы возглавите делегацию, которая отправится на переговоры с представителями Германской империи для заключения полноценного мирного договора. Канцлер фон Тирпиц предложил для ведения переговоров Гаагу – город в нейтральной стране, расположенный одинаково недалеко от наших воюющих государств. Вы согласны отправиться в Гаагу в самое ближайшее время?

Я тяжело вздохнул. Как я и предполагал, политики решили сделать из меня козла отпущения. Ведь условия мира, предложенные нам бошами, будут невыгодными для нас. Что-то придется уступить тевтонам, не говоря уже о том, что мы вряд ли что-то сумеем приобрести. Человек, заключивший такой позорный мирный договор, вряд ли стяжает лавры спасителя нации. Скорее всего, его назовут предателем.

Но ведь я могу и не согласиться с предложением Клемансо. В таком случае меня наверняка отправят в отставку. Интересно, кто тогда возглавит французскую армию? И не будет ли мой преемник слишком послушным исполнителем воли политиканов?