– Я понимаю, что захват Мехико и свержение Каррансы – это лишь начало большой и кровавой войны с Америкой. Но лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Мексиканцы не смирятся с иностранной интервенцией. Против вторгшихся с севера войск поднимутся все, даже те, кто сейчас враждебен мне и поддерживает Каррансу.
– Компанеро Сапата, – сказал я, – противники моего врага – мои друзья. Мексиканцам следует поискать тех, кто обижен или враждебен правительству САСШ. А ведь таких немало – янки имеют скверную для них привычку – делать гадости всем, с кем имеют дело. Я бы посоветовал вам, взяв власть в свои руки, поискать союзников против Америки.
– Извините, компанеро Османов, – со вздохом произнес Сапата, – но я простой крестьянин, волею судьбы вставший во главе тех, кто хочет спокойно жить и трудиться на своей земле. И потому я буду вам весьма благодарен, если вы поможете мне своими советами и знаниями. Ведь вы прибыли в Мексику для того, чтобы помочь нашему народу обрести свободу?
– Вы правы, компанеро Сапата, – ответил я. – Мексика должна быть свободна и независима, а ее народ счастлив. И мы с компанеро Махно готовы сделать всё, чтобы время, когда ваш народ получит свободу, наступило как можно быстрее. Мы оставим при вашем штабе группу связи, с помощью которой мы будем обмениваться с вами полученной информацией. Кроме того, в качестве подарка мы можем поделиться с вами трофеями, которые были взяты нами после сражения при Кордобе. Думаю, что несколько сотен винтовок с боеприпасами и пара десятков пулеметов вам пригодятся?
– Большое спасибо, амиго, – Сапата встал и с чувством пожал руку мне и Махно. – Я вам очень благодарен. Знайте, что я у вас теперь в долгу, и потому вы можете всегда рассчитывать на мою помощь и поддержку. Скажите – куда и на чем вы доставите подаренное вами оружие? И когда у меня в штабе появится ваша группа связи?
Измотав фэньтянские орды в ожесточенных оборонительных боях на рубеже Сунгарийского укрепрайона, войска Красной гвардии перешли в решительное наступление. Рано утром 26 декабря, сразу после протестантско-католического Рождества, когда английские и французские советники маршала Чжана оказались, мягко выражаясь, недееспособны, на позиции фэньтянских войск обрушился град тяжелых артиллерийских снарядов. В течение всего нескольких минут плотность огня была доведена до величин, еще не виданных ни в Русско-японскую войну, ни в Первую империалистическую.
Тут надо сказать, что Дальний Восток и Сибирь в Петрограде считались одним из самых уязвимых направлений, на которых возможен конфликт не только с местными бандитами, вроде Чжан Цзолиня, но и с Францией, Великобританией, САСШ и даже вроде бы замиренной Японией. Ведь когда самураи чувствуют в оппоненте слабость, то они пользуются этим и нападают на этого оппонента. Из этого был сделан вывод, что перед японцами лучше демонстрировать силу, мощь и готовность в военных конфликтах идти до победного конца, чем показное миролюбие.
Именно поэтому снабжался и пополнялся корпус Бережного в первоочередном порядке. К тому же конфликты на Дальнем Востоке – это не только досадная и неизбежная докука, но и возможность без мировой войны, без напряжения всех сил страны, испытать новые (и старые) виды вооружения, провести обкатку в бою молодых и перспективных командиров, отработать в почти полигонных условиях известную только по книгам тактику будущего.
И все это: и первое, и второе, и третье, разом воплощалось на промерзшей маньчжурской равнине, а солдаты фэньтянского «маршала» стали подопытными кроликами, на которых обкатывалась тактика войн будущего. Ну какой еще придурок-правитель позволит, чтобы по его солдатам стреляли боевыми снарядами, а потом давили танками.
По позициям фэньтянцев вели огонь шестидюймовые и сорокавосьмилинейные гаубицы тяжелого артдивизиона особого назначения, созданного в шестнадцатом году и успевшего показать свою полезность на германском фронте. Помимо гаубиц образца девятого и десятого годов, стреляли железнодорожные батареи пушек Канэ, для которых на вооружение все же была принята нормальная стальная фугасная граната, по образцу фугасных снарядов из боекомплекта прибывших из будущего гаубиц МСТА-М. Редко, но веско бухали выстрелы железнодорожных дивизионов особой мощности (каждый дивизион это единичное десяти– или двенадцатидюймовое орудие, устаревшее на флоте, но вполне годное для использования на суше). С другой стороны, можно сказать, что здесь был перепроверен опыт германского прорыва под Амьеном.
Кстати, об уже упомянутых здесь танках. Настал момент, когда, не выдержав и получаса такого обстрела, от которого не спасали неглубокие окопчики, кое-как выдолбленные в промерзшей земле, фэньтянские солдаты массово начали покидать свои окопы и, говоря местным поэтическим языком, «стремительно и неудержимо стали наступать в направлении собственного тыла».