Непобедимая и легендарная

Прочитав все это, я почувствовал, что у меня на голове от ужаса зашевелились волосы. Это был смертный приговор Османской империи как государству. Я с недоверием посмотрел на Мехмед-бея – быть может, он сам написал эту страшную бумагу, чтобы напугать меня? Но бинбаши Мехмед-бей смотрел на меня, сочувственно покачивая головой.

– Вы, уважаемый Гасан-бей, наверное, уже обратили внимание на то, что в списке стервятников, готовых наброситься на еще живое тело государства Османов, нет России. Это значит, что наши бывшие союзники по Антанте полагают, что с Россией, как с великой державой, уже можно и не считаться. Но в этом они глубоко заблуждаются. Русские о таких алчных грабителях говорят – они делят шкуру неубитого медведя. Вы не находите, что это несколько преждевременное занятие? У новой России хватило сил дать отпор британцам, и вы, Гасан-бей, наверное, уже слышали о разгроме английских эскадр на Севере России и у берегов Норвегии.

Я кивнул, а Мехмед-бей продолжил:

– Так вот, такой же отпор англичане и их союзники получат и здесь, на Юге России. Мы не считаем себя чем-то обязанными своим бывшим союзникам по Антанте. А потому наше правительство хотело бы предложить вашим властям как следует подумать – стоит ли продолжать вести войну с Россией тогда, когда их основной союзник, Германия, уже вышел из войны с нами, или должно произойти самое худшее…

Тут Мехмед-бей выразительно посмотрел на меня.

– Надеюсь, Гасан-бей, – сказал он, – вы сможете донести наше предложение тем лицам в Стамбуле, которые готовы обсуждать с нами условия мирного договора. Учтите – если Турция сдастся на милость победителя, то мы безо всяких условий возьмем себе все то, что сочтем для себя нужным…

И вот теперь я сижу в кресле перед зятем будущего султана Мехмедом Ферид-пашой, который, не обращая на меня внимания, лихорадочно листает документы, которые передал мне бинбаши Мехмед-бей. С каждой минутой его лицо становится все более и более мрачным. Дочитав последнюю страницу, он пристально посмотрел на меня и сказал:

– Уважаемый Гасан-бей, я хочу вас попросить повторить все вами здесь сказанное брату падишаха Мехмеду Вехеддину. Вы готовы сию же минуту отправиться к нему?

12 января 1918 года, незадолго до полудня.

Севастополь. НП Черноморского флота

на крыше Константиновской батареи

Ветер с моря бьет тяжелыми порывами, свинцовые волны разбиваются об основание укрепления, поднимая в воздух соленую водяную пыль. Если посмотреть назад, то там, за выступом мыса, который, словно палец, выдавался в море, в Северной бухте, измученный походами и смутами выстроился славный Черноморский флот. Дредноуты «Свободная Россия» (бывший «Император Александр III»), «Воля» (бывшая «Императрица Екатерина Великая»), старые эскадренные броненосцы «Три святителя», «Пантелеймон» (бывший «Князь Потемкин Таврический»), «Иоанн Златоуст», «Евстафий» и «Ростислав», а также бронепалубные крейсера «Кагул» и «Память Меркурия». Тут же попарно, борт к борту, стояли миноносцы.

Это был не совсем флот – если понимать под этим словом полноценный боевой механизм. Но времена анархии и беспредела остались уже позади. Большую часть бузотеров списали на берег и демобилизовали. А самые отмороженные, которые не желали подчиняться новой власти и разоружиться, были безо всяких церемоний выведены в расход. На корабли постепенно вернулись офицеры, и пусть не сразу, но жизнь на флоте постепенно стала входить в привычные рамки. Привычные, да не совсем. «Товарищам матросам» потребовалось заново притереться к «товарищам командирам». Ну, а те, кто этого сделать не сможет, тоже вскоре покинут флот. Кто-то отправится домой, а кто-то присоединится к врагам советской власти, стоящим на крайне левых или, напротив, крайне правых позициях. А ведь крайности, как говорил товарищ Сталин, в конце концов, сходятся.

Но все это будет значительно позже. А пока контрадмирала Александра Васильевича Немитца, майора Красной гвардии Мехмеда Ибрагимовича Османова и комиссара Анатолия Григорьевича Железнякова, стоявших на крыше Константиновской батареи, интересовало совсем другое. Согласно поступившей из Петрограда информации, сегодня около полудня в Севастополь из Стамбула, по личному указанию гросс-адмирала Тирпица, должны были прийти германский линейный крейсер «Гебен» и легкий крейсер «Бреслау» под общим командованием контрадмирала Хуберта фон Ребера-Пашвица.