Непобедимое Солнце

- Знаешь, даже если это и так, это не важно. Ведь мы любим друг друга - а это - самое главное, правда? Пусть весь мир рухнет в тартарары, но мы всегда, всегда будем вместе, вдвоем, ты и я, Добрый Принц и Прекрасная Фея, и мы всегда будем любить друга и никогда, никогда больше не будем одиноки, никогда...

- Да, любимый, да, ты прав, и мне уже не страшно, уже не страшно... - прошептала Фея и, крепко обняв Принца, поцеловала его.

А потом, как ни в чем небывало, скомандовала:

- Ну а теперь, раз ты проснулся, а ну-ка марш в баню, мыться, а то ты мне всю постель замараешь - валяешься на земле, а потом носишь эту грязь сюда! Марш, в баню, немедленно! - и Принц покорно поплелся мыться, ведь он действительно был такой грязный.

Эпилог. Отверженные.

Белое, белоснежное покрывало снега внизу, черное, как уголь, небо вверху - вечная и непримиримая борьба света и тьмы, ничем не разрушимый антагонизм. Разделяющая их тонкая линия горизонта - лишь иллюзия.

Здесь, в этой забытой Создателем ледяной пустоши, вечно тоскливо воет пронизывающий холодный ветер, белая поземка бежит по снегу. Вокруг - ни души. Да и в самом деле, кто захочет выходить наружу, в такую-то погоду?

Ан, нет! На горизонте показался одиноко бредущий по ледяной пустыне северный олень. Крупное животное с большими ветвистыми рогами, длинными ногами с острыми копытами и мощное тело, покрытое теплой грязновато-белой шерстью. Оленю не холодно в такой шубе даже в самый лютый мороз, но дело, конечно же, не в этом. По ледяной пустыне его заставляет бродить голод.

Олень то и дело останавливался и разрывал большими длинными копытами снег в поисках какой-нибудь растительности под снегом, но пока все было тщетно. Это побуждало оленя идти дальше. Наконец, он остановился и уже надолго. Ему удалось откопать в снегу небольшую полянку ягеля - полярного мха. Радостно фыркнув, он жадно принялся за еду.

Но не успел он ещё как следует насытиться, как вдруг что-то его встревожило. Олень поднял морду и пугливо осмотрелся, затаив дыхание. Некоторое время простоял совершенно неподвижно, а потом, видимо, решив, что ему показалось, вновь потянулся к с таким трудом добытому лакомству.

Пение спущенной тетивы заглушил снежный буран, и длинная тонкая стрела, выпущенная невидимым лучником, навылет пронзила грудь оленя. Громко всхрапнув и удивленно вытаращив покрытые красными прожилками глаза, животное медленно завалилось на правый бок и, несколько раз судорожно дернув ногами, затихло.

Раздался восторженный крик невидимого стрелка и один из сугробов белого снега зашевелился. И из него вылез прятавшийся там охотник. Он был весь белом - вся его одежда была сшита из меха белого медведя, даже большая мохнатая ушастая шапка. На ногах - меховые унты из того же меха, на руках - рукавицы. За плечами у него висел колчан со стрелами, в руках он держал лук.

Охотнику было от чего радоваться. Во-первых, ему пришлось довольно долго сидеть в сугробе, почти не дыша, чтобы не спугнуть оленя. А это - непростое испытание даже для опытного охотника. А, во-вторых, выстрел был отменный - прямо в сердце - такой даже у него получался не всегда!

Охотник достал из сугроба спрятанные там сани, взвалил на них тушу, одел спрятанные лыжи - без них в этой ледяной пустыне далеко не уйдешь - снег очень глубокий! - и повез свой трофей домой.

"Ну, все, - удовлетворенно подумал охотник, - на неделю еда есть. Голодать уж точно не будем". И, определив направление по звездам, отправился строго на юг, где в пяти милях отсюда начинался хвойный перелесок.

У северной оконечности Целестии, в лесотундре крайнего Севера было холодно, всегда холодно. Пронзительный ветер продувал насквозь, до костей. Почти все время здесь лежал снег, стоял лютый мороз. Выжить здесь можно было только при крайнем напряжении сил и только охотой и рыболовством.

Фей в этом суровом краю не было, да и не могло быть.

"Куда уж-ж-ж-ж таким неж-ж-ж-ж-женкам с-с-с-с-сюда, да-ссс... Нет-ссс, это месс-с-с-с-с-то для нас-с-с-с-с-тоящ-щ-щ-щ-щих муж-ж-ж-ж-жчин, для нас-с-с-с-с-тоящ-щ-щ-щ-щих ох-х-х-х-хотников, для нас-с-с-с-с-тоящих воинов, да-ссс" - с удовольствием подумал Азаил, потирая передние лапки, словно большая жирная муха и радуясь тому, что именно ему пришла в свое время идея "с-с-с-с-слинять" именно сюда. - "Это тебе не С-с-с-с-скалис-с-с-с-с-тые горы, с-с-с-с-с-юда уж точно феи не с-с-с-с-с-сунуться - с-с-с-с-с-с-ебе дорож-ж-ж-ж-ж-е...".

Перед избушкой-землянкой, укромно замаскированной от постороннего взгляда еловыми лапами, посреди мохнатых, покрытых белыми шапками снега карликовых елей, остановился лыжник - высокий стройный юноша, в меховой одежде из шкуры полярного медведя. Непокорные локоны светлых волос выбивались из-под его ушастой меховой шапки. На его спине висел лук и колчан со стрелами, в руках он держал веревку, за которую тянул сани. А на санях - туша убитого оленя - стрела до сих пор находилась в ране. Охотник специально её оставил там, чтобы показать "дяде Азаилу", в предвкушении того, как тот похвалит его за меткий выстрел, и не ошибся.