Непобедимый эллин

И могучий герой щелчком застегнул на себе волшебный пояс царицы амазонок.

Серая брошь на пряжке тут же засветилась, и на мерцающей поверхности возникли непонятные символы.

– Жир нет, – вслух прочел Геракл, озадаченно шевеля бровями. – Софоклюс, что бы это могло означать?

Сидевший на рулевом весле историк сладко зевнул:

– Это значит, что тебе пояс ни к чему. Нет у тебя жира, одни мышцы.

– Вот видишь, – сын Зевса с легкостью снял пояс, – а ты боялся. Как же теперь Целлюлита без него? Нехорошо вышло, непорядочно, они для нас пир устроили, а я ее так подло обманул, да ко всему еще и хряснул слегка.

– Ну я же говорил, – с чувством воскликнул Софоклюс, – тебя, Геракл, ни при каких обстоятельствах не следует пускать в приличное общество!

– Но этот пояс зачем-то ведь понадобился Эврисфею! Как я мог ему отказать? Может, Эврисфей за что-то решил отомстить царице амазонок?

– Ага! – заржал Софоклюс. – В молодости она в категорической форме отвергла Эврисфея, презрев его чистую гастрономическую любовь к ее пышным телесам.

– Что, правда? – удивился наивный Геракл.

– Конечно, правда! – безуспешно стараясь сделать серьезное лицо, подтвердил историк. – Эврисфея пленили габариты правительницы амазонок и ее незабываемый шарм, этот сексуальный бас с проникновенной хрипотцой, этот чарующий взгляд узких маленьких свиных глазок…

– Да ты издеваешься надо мной! – гневно вскричал могучий герой. – Эврисфей никак не мог встретиться с молодой Целлюлитой, ибо родился всего лишь год назад, как и я, за сутки вымахав во взрослого мужика.

– То-то я смотрю, ты иногда мыслишь как годовалый ребенок, – очень удачно съязвил историк и тут же безо всяких предупреждений получил героическим кулаком по лбу.

– Никто, – рычал Геракл, за ноги оттаскивая бесчувственного Софоклюса на середину лодки, – никто не смеет оскорблять великого сына Зевса…

Затем Геракл сел за осиротевшее на время рулевое весло и с грустью подумал, что всё-таки ему не следовало дубасить личного хрониста по голове. Ведь, как ни крути, это же его, Софоклюса, рабочий инструмент. Волка, как известно, ноги кормят, а историка кормят мозги, ну и, понятное дело, Геракл за свой счет. И не просто так ведь кормит. Голова! Голова Софоклюса нужна была сыну Зевса со всем ее непонятным содержимым. Видно, неспроста в последнее время хронист стал околесицу какую-то непонятную писать, выставляя могучего героя в своем бессмертном эпосе законченным придурком. А о некоторых отдельных подвигах он и вовсе ни строчки не написал, оставив всё на потом. Геракл его еще пару раз кулаком в сердцах приложит, и никакого «потом» после этого уже не будет.

– Эх, лева, лева… – грустно вздохнул сын Зевса, нежно поглаживая уже протершуюся в нескольких местах шкуру.

Хотя, скорее всего, шкура протерлась еще при жизни горемычного зверя.

* * *

Очнулся Софоклюс, когда быстрая рыбачья лодка уже подплывала к незнакомому скалистому берегу, где вдали виднелся огромный неприступный город.

– Троя! – недовольно сообщил Геракл, шевеля героическим носом, словно лишь по одному запаху определил, где они находятся.

– А чем, собственно, ты недоволен? – спросил историк, держась за гудящую голову.

– Не люблю троянцев, – с прямолинейной откровенностью признался сын Зевса. – Вредный народ: наглый, гордый, жадный…

– Так что же мы в таком случае здесь делаем? – изумился Софоклюс. – Свяжись с Гефестом, и мы живо окажемся в Тиринфе.

– Не всё так просто! – отозвался могучий герой, зорко вглядываясь в приближающийся берег. – Мне показалось, я слышал женский крик.

– Женский крик? – в ужасе переспросил хронист. – Тогда уж нам точно лучше всего будет здесь не высаживаться.

– Не в правилах великого сына Зевса игнорировать зов о помощи! – гневно отрезал Геракл.

– Даже так? – возопил Софоклюс. – Однако поздно же в тебе проснулось благородство! Почему оно в таком случае молчало, когда ты снимал пояс с глупой оглушенной толстухи Целлюлиты?

Могучий герой бросил на историка один короткий, но очень красноречивый взгляд, и Софоклюс поспешно заткнулся.

И вот, когда они подплыли к скалистому берегу ближе, то увидели совершенно сюрреалистическую картину.

К небольшой скале у самой кромки моря была прикована крепкими цепями красивая полуобнаженная незнакомка. Прикована, как какой-нибудь буйный духом мятежный Прометей. Просто немыслимая жестокость! Что же за садист обрек на невыносимые муки эту несчастную девушку?

– Я иду! – громогласно выкрикнул Геракл и, вытащив лодку на берег, бросился к прекрасной незнакомке.

Девушка на скале дернулась и предостерегающе прокричала бесстрашному герою:

– Не подходи близко, о благороднейший из мужей греческих, ибо с минуты на минуту из воды вынырнет ужасное чудище и съест меня, несчастную Гесиону, дочь царя Лаомедонта.

Услышав о чудище, Геракл резко прекратил свой бег и, присев на безопасном расстоянии от скалы, принялся с интересом ждать обещанного морского монстра.