Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова

«…армия расположится при Поцоло-Формигаро; авангард у Нови; слабо занимает Оваду и Акви[2042]; посылает оттуда казаков и кавалерии по дорогам к Генуе до неприятеля <…> Находясь в этом расположении, армия отделяет 10 000 человек для осады Александрии и 3000 для блокады Тортоны.[2043] <…> По сдаче Александрии должна все силы обратить на Тортону, а по сдаче этой цитадели все силы могут быть притянуты к армии для нового наступательного предприятия…»[2044]

То есть было необходимо наступление на Геную с целью покончить с Итальянской армией и примкнувшими к ней остатками войск Макдональда. Этот поход завершал очищение Северной и Средней Италии от французов и мог предоставить время и средства для движения уже во Францию.

Сначала, казалось, все благоприятствовало этому замыслу: 11 июня сдался в плен гарнизон Туринской цитадели[2045]. Это должно было ускорить падение Александрии и Тортоны, ибо высвободившаяся после этого осадная артиллерия по рекам По и Тинара доставлялась «…для осады Александрийского замка, а потом Тортонского: ежели время и надобность допустит»[2046]. Так сообщал полководец императору 19 июня. А на следующий день Суворов письмом вызвал под стены Александрии инженера-полковника И. М. Гартинга:

«Как героя Туринского замка, я бы весьма желал ваше высокоблагородие здесь обнять и дружески прошу сюда поспешить, чтоб также и здешний замок пал пред ваши ноги…»[2047]

Казалось бы, все обещает новые успехи, но в тот же день, 20 июня, в письме к русскому послу в Вене Разумовскому Рымникский пишет:

«Всепочтеннейший мой друг, я часто без глаз, языка и памяти, извольте внять из цидулки Дмитрию Ивановичу Хвостову. Предуготовьте мне милостию вашею разбременение с мирскими суетами и спокойствие моим малочисленным дням»[2048].

Из текста можно понять, что он соединяет в одно целое физическую немочь и интриги венских недоброжелателей. Вскоре фельдмаршал напишет об этом открыто:

«Я очень в здоровье слаб, часто забываюсь и сумнительно, чтоб выдержал кампанию. Гофкригсрат во все мешается. Ежели давать баталию, то должно в Вене доложиться. Экивок[2049], энигма[2050], аллегория, дипломатик, сцептик[2051], скибистин[2052], сии стали покровом всегдашней вредной лжи. Гонения мне без малейшей истины: между дурака и плута, или оба в одном[2053]; интриг каждого с Гофкригсратом. Так обвыкли биты быть, чтоб один раз в 3-х отделенных корпусах погибло больше, нежели у меня на последних трех баталиях, и с великим трудом я то таинство постиг. Сим не мог я еще совершеннее победу одержать. Армия завоеваниями и победами слабеет без помощи. Французы от их земли близки, я и ныне чуть от службы не отказался. Удержала на время высочайшая милость всероссийского императора…»[2054]

Этот поток жалоб создает столь тягостное впечатление, что их источник можно было бы приписать только болезненному состоянию вспыльчивого и мнительного старика. Но подтверждением того, что раздражение его было вызвано австрийскими интригами, а болезнь лишь обострила его, служит короткий рапорт Суворова Павлу I от 25 июня: