Непобежденная. Ты забрал мою невинность и свободу, но я всегда была сильнее тебя

На следующее утро, когда он пришел, мы показали ему младенца и сказали, что у него родился сын. Но он взглянул на младенца лишь мельком. Стало ясно, что Виктору нет до малыша никакого дела. Он приказал мне быстро подняться в зеленую комнату: он опаздывает на работу, и ему нужно перепихнуться по-быстрому.

Разум насильника

Карстэн Графф

Я провел в Рязани почти месяц. У меня истекала виза, и мне нужно было уезжать. В день отъезда Катя с мужем проводили меня на вокзал. На платформе Денис дружески пожал мне руку, а Катя сердечно обняла. Ольги с нами не было. Мне было очень приятно побыть наедине с Катей и Денисом. За такое короткое время я успел сблизиться с ними. Поначалу написание истории Кати было для меня всего лишь работой. Но она отнеслась ко мне с таким доверием, что это стало настоящей миссией.

В последующие месяцы я много путешествовал, но почти каждый день писал Кате. Ежедневно я получал новую информацию и детали ее истории. Одновременно я продолжал собирать сведения о Викторе. В течение двух месяцев я каждый день по 10–12 часов пытался ставить себя на Катино место. Я пытался понять ее боль, страх, страдания, логику и точку зрения. Но в процессе я начал лучше понимать также мышление и мотивы преступника. Чтобы больше узнать о Викторе, я прочитал на русских сайтах несколько интервью с ним. Он постоянно утверждал, что построил бетонный подвал для хранения овощей. Когда журналисты спрашивали, почему он поставил там мебель, ведро-туалет и кровать, он отвечал, что мать не хотела, чтобы он приводил женщин домой. Поэтому он якобы приглашал их в подвал, чтобы мать ничего не знала. Но он не мог объяснить, зачем так тщательно замаскировал вход в подвал. Про Катю и Лену он тоже говорил странно. По его словам, он им помог, дал им кров и заботился о них. Он не проявлял ни раскаяния, ни стыда. В одном из интервью он даже похвалялся своими способностями любовника – он не только защищал и баловал девушек, но еще и открыл им радости секса!

Если я хотел понять Виктора, то не мог обойтись одной лишь публичной версией его истории. И тогда я решил узнать, где он отбывает наказание. Возможно, мне удастся посетить его в тюрьме и взять у него интервью. Вряд ли он много мне расскажет, но я хотя бы получу представление о том, что он за человек. Прежде чем приняться за розыски Виктора, я написал Кате и спросил, как она отнесется к нашей с ним встрече.

– Я была бы рада, если бы вы смогли встретиться и поговорить с ним, – ответила она. – Вам будет проще понять его и написать его историю.

– А вы не хотели бы с ним встретиться?

– Карстэн, одна лишь мысль о том, что я могу оказаться рядом с этим безумцем, приводит меня в ужас. Я не смогу этого сделать. Но если вы сможете его найти, то сумеете передать ему мои слова.

– Что я должен сказать ему?

– Я бы очень хотела, чтобы он понял: ему не удалось раздавить ни Лену, ни меня. Мы обе стали любящими матерями, мы умеем заботиться о других людях и уважать их. Виктор пытался растоптать достоинство двух невинных девушек, но уничтожил лишь самого себя и оказался в тюрьме.

Я пытался разыскать Виктора через полицию, журналистов и чиновников. Но вскоре мне стало ясно, что российская тюремная система страшно забюрократизирована. Я посылал множество писем и запросов, но почти не получал ответов. Два месяца я пытался связаться с Виктором, но так ничего и не добился. Я не узнал даже, в какой тюрьме он отбывает наказание. Если я собирался написать портрет Виктора, то делать это пришлось бы не в личном общении. И тогда я начал анализировать данные полиции, рассказы Кати и статьи журналистов. Кроме того, у меня были судебные и следственные документы и список конфискованных у него вещей. С помощью всего этого мне предстояло понять его логику и мотивы и проникнуть в его душу. Приходилось полагаться исключительно на предположения. Впрочем, Виктор был настоящим лжецом, и мне никогда было бы не написать его подлинную историю, опираясь исключительно на его интервью. Мне пришлось создавать предполагаемую биографию насильника, которая могла оказаться более достоверной, чем то, что хотел рассказать о себе Виктор.