— Не успокаивай меня! Скажи, что думаешь на самом деле! — рассердилась Аггуль.
— Вы и сами можете это узнать, тетя, — ответил Амрит.
Аггуль с улыбкой взглянула на обиженного родственника и сказала:
— Возможно, ты мне не поверишь, но я никогда не использовала свою силу на тебе. Это правда, малыш.
— Это большая честь для меня. И… я вам верю, тетя.
— Ну, раз уж мы уладили наш маленький конфликт, может, ты все-таки ответишь на мой вопрос, племянник?
— Я полагаю, основные проблемы будут с Энки. Вряд ли он воспримет все как должное. Эрра будет возмущаться, но ее можно уговорить. У Энки же сильно развито чувство справедливости.
— Ты прочел об этом в его мыслях?
— Извините, да. Не удержался. Тем более, он их и не прячет. Его мысли так кричат, что даже глухой бы услышал.
— Тебе не за что извиняться. Энки, и, правда, много пережил. Остальным тоже пришлось несладко, но они хотя бы не помнят этого ужаса, у него же крепко все въелось в память. Ты видел тот нож? Точнее его рукоятку?
— Трудно было не заметить…
— Тогда ты знаешь, кому он принадлежит. И понимаешь, почему все должно пройти пристойно на балу. Будь с ними всегда рядом, — повторила Аггуль.
— Как прикажете, старейшина!
Поморщившись от такого официального заверения своего любимого родственника, Аггуль, однако заметила лукавые искорки в глазах молодого человека и, улыбнувшись ему в ответ, отпустила.
Оставшись наедине с собой, она снова пыталась просматривать полученные письма. Но мысли ее были далеко от бесконечной цепи просителей и раздраженных членов семьи ко Арджит. Отмахнувшись от пачки писем, как от назойливого насекомого Аггуль в который уже раз, спросила себя, правильно ли она поступила, может быть, стоит все вернуть, пока не поздно, пока еще есть выбор… Но внутренний голос молчал, не было никого, кто бы подсказал и утешил. Это решение ей стоит принять самой. И отвечать будет тоже она…
Глава 8
Аггуль работала допоздна, надеясь завтра провести побольше времени с детьми. Ей нравились их разговоры, трескотня малышек, рассуждения Эрры. Ей было с ними легко, потому что мысли этих ребят не были покрыты чернотой, не изъедены завистью и ненавистью. В такие моменты Аггуль больше всего поражал Энки. Она видела его боль, не могла не ощущать ее, настолько велика она была. Возможно, именно поэтому этот мальчик привлек внимание старейшины там, в доме госпожи Бахти…
Иногда Аггуль удивлялась, почему остальные люди не ощущают мысли так остро. Едва оказавшись в комнате, где юноши готовились к занятиям, Аггуль сама едва не закричала от боли, а он сидел, читая книгу с совершенно невозмутимым видом. Внешне спокоен и рассудителен, но внутри… Боги, что она там увидела. Нищета, голод, поседевший в 30 лет отец, скорее напоминавший семидесятилетнего старика, мать, повредившаяся умом, старшие братья, умершие от голода, необходимость прятаться, сидеть тихо и не шуметь, чтобы не дай Боги не помешать проезжающим благородным. И это лишь малая часть. Аггуль видела его прошлое своими глазами. Мать, отдающая ребенку засохший черный хлеб, который она отобрала у собаки. Мальчик видит ее искусанные руки, запекшуюся кровь, видит и понимает, как достался этот хлеб. Он уже многое понимал, но ничего не мог сделать. Не сделал и в ту ночь. Ужас сковал шестилетнего ребенка. Крики родителей, крики благородных — все тогда смешалось. Но страх был сильнее. Энки не хотел умирать. Хотел жить, даже такой жизнью, жизнью отверженного. Возможно, именно это и спасло ему жизнь. Те люди вряд ли бы пощадили и его.
Тогда, слушая госпожу Бахти, Аггуль смотрела жизнь мальчика, на первый взгляд такого безмятежного. Старейшина видела его сердце, все до мельчайших подробностей. В тот момент, когда он увидел мертвых родителей, в его душе впервые зародилась ненависть. Впервые! Как такое могло быть? Этот ребенок никогда никого не презирал. Даже когда у них не было еды, даже во время болезни матери. Видя горе родителей, хоронивших детей, он и тогда не испытывал ненависть. Боль, одна боль… Но вид мертвых, неподвижных людей, единственных близких Энки, заставил испытать горечь этого чувства.