На исходный рубеж пулемет выносили на руках, — один за ствол, другой за хобот, — через кустарник на колесах не больно-то покатишь. Да коробки с лентами в руках, да вещмешки за спиной, набитые не столько своим барахлишком, сколько теми же патронами. Мокрые, будто выкупались в бухте, рухнули пулеметчики на исходном в глубокую воронку и обрадовались ей: только подправить воронку и окоп готов.
Копали, торопились. Некогда было даже на солнце взглянуть, которое совсем уж выкатилось в пересохшее со вчерашнего дня выцветшее небо и калило вовсю, перепутав, видать, флотскую братву с курортниками на пляже. Хотелось пить, но Зародов сказал «Ша!» и Коркин не заикался о питье. Еще целый день впереди, много часов, один другого жарче, а фляжка у каждого одна.
Только расчистили стол для пулемета, как новый приказ: продвинуться вперед. Снова за ствол да за хобот и бегом. А немец опомнился, лупит из пулеметов, — не больно набегаешься. Другая воронка, которая подвернулась на новом рубеже, оказалась помельче и ее пришлось углублять. А потом вздыбилась земля там, где были немцы, почернело небо от взрывов, — началось. Сразу, как затихла артподготовка, в глубине немецких позиций вдруг вспыхнула перестрелка. Кто просочился в их расположение под прикрытием артогня, простым пулеметчикам знать, не дано, но простые пулеметчики сами соображают: не иначе, разведчики, кто еще?
И рванул батальон через кусты да воронки, чтобы успеть, пока разведчики колошматятся. И ведь успел, пробежал почти без потерь первые сотни метров из тех километров, что были впереди.
Пулеметчики прибежали на рубеж последними, когда все приличные ямки да воронки были уже позаняты расторопной братвой. Немцы ничего тут не успели понакопать, тоже предпочитали ямы да воронки. И теперь в этих воронках краснофлотцы насыпали бруствера и вырезали амбразуры с другой стороны. Зародов в эту кучу-малу не полез, углядел место поодаль. Когда зашумели на него, чего, мол, индивидуалистом устраиваешься, отшил, не объясняя: не учи ученого, и так далее. Наука светлой памяти Манухина крепко сидела в нем. Ясная была голова, Манухин, с первого взгляда видел позицию. Где он теперь, старый друг, жив ли?…
А взводный оценил выбранное место: если попрут немцы в контратаку, в лощине, что была перед пулеметом, всем им и остаться. Не на оборону была задача, на наступление. Но ведь только дурак жмет без оглядки, умный на каждом промежуточном рубеже не забывает об обороне.
Заухали немецкие снаряды, но огонь был какой-то разрозненный, видно, наш удар здесь оказался неожиданным. Контратаковали, не дав морякам окопаться, высыпали бессчетно, покатились толпой в лощину, выставились, как мишени на ровном месте. Даже удивительно было: неужто не понимали, что по толпе-то бить сподручнее? Да, видно, у них свой резон был, видно, хотели напугать числом. Или командование так взъелось на своих солдат, что кинуло их сколько было в контратаку.
Зачастили навстречу винтовки, да разве винтовками остановишь? Тут бы серию хороших артиллерийских залпов. Только артиллерии ведь нужны данные для стрельбы, да еще пристреляться нужно. Зафукали мины, — этим пристреливаться недолго, — проредили бегущие в лощине толпы.
Зародов поводил стволом так и этак, примерился.
— Эк, выставились, даже стрелять жалко…
— Жалко?! — заорал Коркин и больно ткнул Ивана в бок.
— Пускай бы из кустов все повысыпали, — спокойно разъяснил Зародов. — Тем, что пробежали, им ведь еще обратно бежать…
— Ты чего?! — заводился помощник. — Стреляй, мать твою!…
Коркина била дрожь, — такой нервный парнишка. Ну да, может, он и прав, пора уж.
Зародов нажал на спуск и, подталкивая рукоятки вправо-влево, враз выпустил половину ленты. Поглядел в прорезь, как немцы там прыгают зайцами, и в один миг расстрелял другую половину патронов. Пустая матерчатая лента змеей свилась у левого колеса.
Коркина учить не надо, — коробка с очередной лентой стояла наготове. И снова Зародов нажал на спуск, но стрелял теперь расчетливее, выцеливая группки солдат. Да и вода уже парила, — из наливного отверстия кожуха сочилась белая струйка.
Немцы, которые только что бежали в одну сторону, теперь побежали в другую. Видно было, как игрушечные фигурки офицеров размахивали пистолетами. Зародов не пожалел, выпустил сразу больше полусотни патронов, и увидел, что движение в лощине ускорилось. И еще он увидел тройку «юнкерсов», направлявшихся, как показалось, прямо на него. Прятаться все равно было некуда, и он продолжал чиркать по кустам короткими очередями, чтобы, не дай бог, не забыли немцы, куда им сейчас следует бежать.