Читаем Непобежденные. Кровавое лето 1941 года полностью

К вечеру 11 июля полк Малинова после изнурительного семидесятикилометрового марша втянулся в село Сухари. Едва услышав команду «Привал!», бойцы валились на обочины. От хат уже спешили женщины с кринками, и в эти же минуты по селу понеслись крики: «Воздух! Воздух!» Группа самолетов на бреющем пронеслась над селом, стреляя из пулеметов. Визги женщин, команды, матерщина, стрельба слились в сплошной треск и гул. Машины, повозки, упряжки с орудиями рванулись в разные стороны, прячась за избами и деревьями, а фонтанчики пыли от пуль взметнулись по всей улице.

Второй заход самолетов был встречен хоть и не дружным, но все-таки залпом винтовок и пулеметов. Третьего захода не было, большинство бойцов еще лежали, но кое-где уже слышался смех, неестественный, какой бывает после пережитого страха.

– Товарищ командир, один, кажется, подбили, к лесу потянул, – к Васильчикову подбежал лейтенант Христенко, командир зенитно-пулеметной роты. – Разрешите сбегать, хвост дымный был, и сел недалеко, километра два, не больше.

– Давай, Христенко, и тащи его сюда, если живой.

Заметив, что младший политрук Иванов о чем-то разговаривает с бойцами своей батареи, замполит полка Васильчиков направился к ним. Младший политрук Иванов, или, как называли его друзья-артиллеристы, Женя, недавний выпускник военного училища, нравился Васильчикову. Энергичный, разговорчивый, не как некоторые, что двух слов не свяжут. На батарее его уважали, и за дело.

– Ну что, ребята, пошерстил нас немец? – спросил, подойдя, Васильчиков.

– Потерь на батарее нет, товарищ комиссар, все нормально, – ответил на одном выдохе младший политрук Иванов.

– Сержант Печенкин, расскажите, как действовали, – улыбнулся Васильчиков.

– Услышал команду «Воздух!», ну, соскочил с повозки – и в рожь. Сначала было, конечно, не по себе, особенно когда пулеметная очередь в нескольких метрах просвистела, но потом ничего, повернулся на спину и стрелял вместе со всеми. Кажется, даже лицо летчика видел. А в общем, ничего особенного, товарищ комиссар, – улыбнулся сержант.

– Ну, молодцы, ребята. Действовали правильно и без паники. Политрук, позаботьтесь, чтобы бойцы отдохнули. Лошадей и орудия замаскировать, но быть в готовности к маршу.

– А ночевать разве не здесь будем, товарищ комиссар? Опять топать? – послышался чей-то голос сзади.

– Пока задача была – прийти сюда, – уклончиво ответил Васильчиков. Он повернулся и зашагал по дороге к штабной машине.

– «Эмка» командира дивизии, товарищ полковник, – услышав шум мотора, выглянул из окна избы капитан Шапошников.

– Что тут у вас было? Опять бомбили? – устало спросил полковник Гришин, войдя в избу. – Дайте воды. – Сел на лавку у стола. – Все в сборе? – Поднял глаза на стоявших перед ним командиров, жадно выпил кружку воды. – Ставлю задачу. Все к карте. Противник форсировал Днепр. Да, уже, – сказал он, заметив удивленные взгляды окружающих. – Еще вчера утром, в районе Быхова. Положение там крайне сложное. Какими силами? Предположительно до дивизии. Сейчас накапливается на плацдарме. Нам приказано сбросить противника в Днепр… Людей накормили? Через… – Гришин посмотрел на часы, – час сорок подъем и – вперед. Смотрите маршрут полка, – отчеркнул карандашом по карте. – Двигаться в предбоевых порядках, батальонными колоннами. Артиллерии идти впереди, возможна встреча с танками. Итак, готовиться к маршу. Алексей Александрович, – повернулся Гришин к Яманову, которого он не видел с утра, и даже не удивился, что он тоже здесь, – выйдем покурить.

Встретился с удивленным взглядом Малинова, но ничего ему не сказал. Сели на чурбачки возле поленницы.

– Иван Тихонович, объясни, что за спешка идти на ночь глядя. – Яманов взмахнул папиросой. – Люди хоть и бодрятся, но устали, все же третьи сутки на ногах. Если бы завтра здесь день постоять, то дивизию, может быть, всю и собрали бы, а так – неужели по частям в бой вступать будем? И еще двадцать километров марша!

– Обстановка настолько тяжелая, что даже часы сейчас все решают, – нахмурился Гришин и жадно затянулся папиросой. – У Быхова одна наша дивизия, да и та растянута километров на пятьдесят. Да, переподчинили нас сорок пятому корпусу Магона, я тебе о нем рассказывал.

– А генерал Еремин где?

– По последним данным, подходит к Чаусам, но что там у него – неизвестно. Дивизия Скугарева выехала следом за ним, но еще ни одного полка не прибыло. О Владимирской дивизии вообще сведений никаких. Есть еще одна дивизия, сто тридцать вторая Полтавская генерала Бирюзова, но она только начала выгрузку в Чаусах. На завтра назначен общий контрудар, привлекается в общей сложности пять дивизий, но сил в них и на одну не будет. И попробуй сейчас организуй этот контрудар, на таком пространстве и в такой спешке. Гудериан нас ждать не будет. Если за эти два-три дня его здесь не сбросим в Днепр, выйдет танками на Варшавское шоссе и – прямиком на Кричев. У нас в дивизии хоть какой-то кулак. Маршал Тимошенко на нас в основном и надеется.

Перейти на страницу:

Все книги серии Война. Штрафбат. Они сражались за Родину

Пуля для штрафника
Пуля для штрафника

Холодная весна 1944 года. Очистив от оккупантов юг Украины, советские войска вышли к Днестру. На правом берегу реки их ожидает мощная, глубоко эшелонированная оборона противника. Сюда спешно переброшены и смертники из 500-го «испытательного» (штрафного) батальона Вермахта, которым предстоит принять на себя главный удар Красной Армии. Как обычно, первыми в атаку пойдут советские штрафники — форсировав реку под ураганным огнем, они должны любой ценой захватить плацдарм для дальнейшего наступления. За каждую пядь вражеского берега придется заплатить сотнями жизней. Воды Днестра станут красными от крови павших…Новый роман от автора бестселлеров «Искупить кровью!» и «Штрафники не кричали «ура!». Жестокая «окопная правда» Великой Отечественной.

Роман Романович Кожухаров

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках
Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках

В годы Великой Отечественной войны автор этого романа совершил более 200 боевых вылетов на Ил-2 и дважды был удостоен звания Героя Советского Союза. Эта книга достойна войти в золотой фонд военной прозы. Это лучший роман о советских летчиках-штурмовиках.Они на фронте с 22 июня 1941 года. Они начинали воевать на легких бомбардировщиках Су-2, нанося отчаянные удары по наступающим немецким войскам, танковым колоннам, эшелонам, аэродромам, действуя, как правило, без истребительного прикрытия, неся тяжелейшие потери от зенитного огня и атак «мессеров», — немногие экипажи пережили это страшное лето: к осени, когда их наконец вывели в тыл на переформирование, от полка осталось меньше эскадрильи… В начале 42-го, переучившись на новые штурмовики Ил-2, они возвращаются на фронт, чтобы рассчитаться за былые поражения и погибших друзей. Они прошли испытание огнем и «стали на крыло». Они вернут советской авиации господство в воздухе. Их «илы» станут для немцев «черной смертью»!

Михаил Петрович Одинцов

Проза / Проза о войне / Военная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза