Непобежденный

Прежде чем Катон успел ответить, Макрон встал и зашагал к двери. Когда он закрыл за собой дверь, Катон поглядел на секретаря императора недовольно.

– В чем дело? Что может быть такого личного, чего не стоит слышать моему лучшему другу?

Нарцисс на мгновение закрыл глаза.

– Это касается твоей жены.

– Юлии? – переспросил Катон, и у него сжалось сердце. – Что такое?

Нарцисс сочувственно поглядел на Катона и уже было протянул руку, чтобы коснуться его плеча, но передумал и убрал руку.

– Нет никакого способа сказать это, чтобы не причинить тебе боль, но, прошу, поверь мне, что я говорю тебе это лишь ради твоего блага.

Катон почувствовал, как его охватывает ярость.

– Просто скажи, и покончим с этим. Что там с моей женой?

Нарцисс отошел к столу и сел так, чтобы между ним и Катоном было хоть какое-то препятствие.

– В ближайшие дни тебе предстоит кое-что узнать про… поведение твоей жены в твое отсутствие. Я знаю, что вы были очень близки и едва успели пожениться, когда тебе приказали принять командование в Британии. Я уверен, что она до самого конца любила тебя. Ее смерть, конечно же, стала трагедией, и…

Катон наклонился вперед. Его глаза расширились, и он пристально смотрел на Нарцисса.

– Что ты хочешь сказать про Юлию?

– Она живой человек… была. У всех нас, Катон, есть свои потребности. Уверен, тебе не надо, чтобы я все в подробностях расписывал. Ты отправился на войну, был шанс того, что тебя не будет много лет или что ты вообще не вернешься. Юлия человек, из плоти и крови. Несомненно, иногда ей становилось одиноко. Откуда нам знать? Станешь ли ты винить ее в том, что она искала утешения в чужих объятиях?

Эти слова ударили Катона будто молотом по голове и в сердце, и он ощутил тошноту.

– Нет… это ложь.

– Я понимаю, что тебе не хочется в это верить. Всем сердцем хотел бы, чтобы это не было правдой.

– У тебя нет сердца, проклятый ублюдок! Я тебе не верю.

Катон ударил ладонью по столу, и Нарцисс инстинктивно отшатнулся, но его лицо не изменилось.

– Я не ждал, что ты мне поверишь. Тем не менее это правда.

– Нет.

Нарцисс хотел было ответить, но откинулся на спинку стула и сложил руки. У Катона голова шла кругом, он отказывался верить услышанному, но ему надо было услышать больше, надо было понять.

– Откуда ты узнал это? – требовательно спросил он. – Откуда?

– Мое дело – знать все. За ней следили по моему приказу.

Катон покачал головой.

– Как она вообще тебя могла заинтересовать? Она ни для кого не представляла опасности. Зачем же за ней шпионить?

– Я за ней не шпионил. Я поставил под наблюдение ее отца. Пусть сенатор Семпроний и не самый богатый человек, но у него есть авторитет в Сенате. Он из тех, к кому прислушиваются, следовательно, именно тот, кого я не могу игнорировать, если я не глупец.

– И какое это имело отношение к моей жене?

– Никакого. За исключением того, что ее видели выходящей из дома сенатора в компании другого мужчины, который также представляет для меня интерес. Они приходили в дом на Квиринале, мои люди видели, как мужчина входил в дом и выходил из него на следующее утро.

Катон вздрогнул, осознавая, что из слов вольноотпущенника можно сделать лишь один вывод. Он ощутил гнев и отчаяние, ненависть, ему сдавило грудь, он едва дышал. Как она могла? Как такое может быть правдой? Как она могла так с ним поступить? Как она могла предать его? Он прижал ладонь ко лбу и закрыл глаза, пытаясь выбросить это из сознания. Но мысленным взором представил себе Юлию и этого чужака, входящих в тот самый коридор, в который он впервые вошел вчерашним вечером. Представил себе, как они входят в спальню. Юлия оборачивается к мужчине, обнимает его, целует, а потом… он выбросил этот образ из своего ума и резко открыл глаза.

– Кто он?

– Это тебя не касается, Катон.

– Меня не касается? Кто-то трахал мою жену, и ты говоришь, что это меня не касается? А я говорю, что касается. Так что назови мне имя прежде, чем я заставлю тебя его кровью выплюнуть, ничтожный напомаженный ублюдок.

Катон уже собрался обойти стол, но Нарцисс выставил вперед руку.

– Остановись! Если я назову тебе его имя, то ты точно сделаешь какую-нибудь глупость. Если даже тебе удастся подобраться к нему и нанести удар, последствия коснутся не только тебя, но и твоего сына, и друзей. Луция, Макрона, сенатора Семпрония. Ты хочешь, Катон, чтобы на твоих руках была и их кровь?

– Это неправда, – пробормотал Катон. – Это ложь. Все это.

– Поверь мне, Катон, я бы тоже хотел, чтобы это было неправдой. Любому мужчине тяжело услышать такое.

Катон мрачно поглядел на Нарцисса.

– Тогда зачем было мне об этом говорить?

– Рано или поздно ты бы все равно узнал правду. Лучше, если ты услышишь все это от меня, чем будешь по крохам собирать от остальных. Я полагаю, что ты бы предпочел, чтобы над тобой не смеялись за глаза.

Катон стиснул зубы, сдерживая гнев. Ему хотелось подпрыгнуть, стукнуть по чему-нибудь, но он понимал, что это не поможет. Это не устранит боли и той внезапной ненависти, которую он ощутил по отношению к Юлии.