Непобежденный еретик. Мартин Лютер и его время

Лютер не был консервативно-романтическим критиком подымающегося капитализма. В его «антимонопольных» проповедях и памфлетах выразилась именно исторически оправданная «народная ненависть к ростовщичеству», а также презрение, которое оно вызывало у промышленной предбуржуазии. Показательно, что обладатель ссудного капитала был для Лютера не столько разрушителем ленивой патриархальной жизни, сколько антиподом предприимчивого и усердного хозяина. Ростовщики, писал реформатор, сами хотят «в лености и праздности вести за счет труда других расточительную и распутную жизнь, без заботы, риска и какого-либо убытка; сидеть за печкой, предоставив своей сотне гульденов приобретать за себя в стране…».

Читатель лютеровских критико-экономических очерков легко приходил к заключению, что с развитием рынка ростовщики, фернхэндлеры и дворяне слились в одну грабительскую шайку, которая насилием и обманом отнимает, у честного, упорного работника нажитые им ценности. Участники этой шайки заразили друг друга своими сословными пороками: дворяне стали торгашами почище купцов, купцы прониклись дворянско-рыцарским пристрастием к разбою, а ростовщики — феодально-княжеским властолюбием.

Политическая позиция Лютера мешала ему увидеть, что крупные землевладельцы — государи немецких земель — находятся в шайке на положении главарей (факт, который в свое время упорно подчеркивал Томас Мюнцер). Однако многие страницы лютеровских сочинений свидетельствуют о том, что решающую роль помещичьей алчности и произвола в развитии позднесредневекового «маммонизма» реформатор все-таки понимал.

Лютеровские политико-экономические рассуждения получили высокую оценку К. Маркса. Он отмечал удивительную трезвость реформатора: его способность различать по внешности сходные явления и видеть внутреннее единство явлений, по внешности различных. Лютера, например, «не сбивает с толку различие между ссудой и покупкой»[60]. Когда купец скупает хлеб, чтобы потом, в голодный год, продать его втридорога, он так же наживается на чужой нужде, как и ростовщик, отдающий деньги под процент. С другой стороны, Лютер понимает, что ущерб, который заимодавец терпит иной раз от передачи денег в другие руки, «не присущ товару от природы… и потому считать его ущербом можно только тогда, когда он действительно произошел и доказан»[61].

В экономической трезвости Лютера Маркс видит отражение образа мысли и практического интереса независимого мелкого предпринимателя (бюргера и крестьянина), сталкивающегося с кредитно-коммерческими мошенничествами высших сословий и тяготеющего к отношениям простого товарного обмена.

Реформатор сострадал далеко не всякой жертве торгашески-феодального ограбления страны. Он был против того, чтобы общество содержало людей, впавших в нищету из-за нерадивости и лени. Сочувствие Лютера на стороне терпеливого и энергичного хозяина, который сам стимулирован рынком, но обирается более, крупными и ловкими экономическими хищниками. Такого хозяина доктор Мартинус не просто жалеет: он упорно бьется над тем, чтобы с помощью нового реформаторского представления о боге вдохнуть в него уверенность и даже гордость.

Усердный хозяин (и только он) вправе спросить с негодного князя за его негодность. По трудовому и должностному усердию, а не просто по головам должны распределяться блага. Если все христиане проникнутся этим сознанием, тунеядцы и рвачи, попавшие в положение хозяев жизни, задохнутся в атмосфере всеобщего нравственного осуждения. Лютер по-прежнему не приемлет восстания и насильственного исправления существующего общественного порядка, но вместе с тем объявляет настоящий «крестовый поход» против тех представителей господствующих сословий, которые не отвечают требованиям начальственной, «богом назначенной службы». Критик уравнительных программ, он тем не менее отстаивает своеобразную версию равенства: каждому по его специфическому должностному терпению и усердию.

Бог, говорит Лютер, сотворил людей неодинаковыми. Но вовсе не для того, чтобы, как учила католическая церковь, одних наградить властью и богатством, а других наказать подчинением и бедностью. Неравенство существует лишь для того, чтобы общество как целое могло быть жизнеспособным и обеспечить существование каждого человека. «Князь и любой другой носитель начальственной должности принадлежит и приносит пользу христианскому обществу. Не ради него самого дал ему бог столь значительную власть, богатство и регалии, но единственно ради подданных, служить которым есть его поручение…»