Непобежденный еретик. Мартин Лютер и его время

Распоряжения о переносе тела Лютера курфюрст не издал. Могила Лютера и поныне находится в городе, который когда-то именовали «Римом еретиков». Сегодня это Лютерштадт-Виттенберг, всемирно известный мемориал Реформации на территории Германской Демократической Республики.

Послесловие

Мартин Лютер постоянно делал больше того, что затевал и желал. Он намеревался преодолеть кризис «вселенской церкви», а на деле способствовал отпадению от нее целых земель и стран. Он подымал мирские сословия на борьбу с папским церковным феодализмом, а на деле дал долгосрочные стимулы народному протесту против светских феодальных верхов. Он думал об упрочении протестантской церковной культуры, но немало споспешествовал развитию культуры мирской. Новые направления в литературе, поэзии, живописи, филологии, правоведении были обязаны ему ничуть не меньше, чем гуманистам, которые сознательно пеклись о «расцвете наук и искусств».

Это расхождение между замыслом и реальным результатом чрезвычайно важно для понимания самого феномена «непобежденного еретика». «Виттенбергская ересь», громко и решительно заявившая о себе в 1519–1520 годах, оказалась неодолимой не только для папства, но и… для самого Лютера. Она до конца дней не давала доктору Мартинусу удовлетвориться достигнутым, а после его смерти получила дальнейшее (убедительное, но зачастую совсем не лютеранское) развитие.

Немецкая реформация оказала глубокое и длительное воздействие на многие европейские государства. Уже при жизни Лютера его идеи распространились в Швейцарии, Франции и Нидерландах, проникли в Данию, Норвегию, Швецию, Финляндию, Шотландию и Англию, видоизменяясь сообразно общественным условиям этих стран. Лютер оказался посредником между локальными реформациями Джона Уиклифа и Яна Гуса и общеевропейским протестантским движением, способствовавшим становлению буржуазных отношений и институтов.

Широкий отклик нашел почин Лютера-переводчика. Так, Роберт Оливетан в 1530 году перевел Библию на французский, Томас Кранмер в 1538 году — на английский, Иоганн Сильвестр в 1541 году — на венгерский, Микаэл Агрикола в 1548 году — на финский. У датчан, шведов, финнов, эстонцев, латышей и литовцев, у кашубов, сербов, словенцев и словаков с реформацией связано начало собственного книгопечатания.

Успешным продолжением лютеровских начинаний явилась швейцарская реформация Жана Кальвина, который, как говорил Ф. Энгельс, «с чисто французской остротой выдвинул… на первый план буржуазный характер реформации, придав церкви республиканский, демократический вид»[71]. Кальвинистская (затем — пуританская) идеология была главным духовным оружием Нидерландской революции и «доставила идеологический костюм для второго акта буржуазной революции, происходившего в Англии»[72]. «Неистребимость протестантской ереси соответствовала непобедимости поднимающегося бюргерства»[73].

Воздействие лютеровской реформации сказалось и за пределами протестантского движения: в Италии она стимулировала таких оригинальных мыслителей, как Джиарджино Биандрама, Маттео Грибальди и Фаусто Социни, в Испании — Мигеля Сервета, во Франции — выдающихся представителей янсенизма.

Но дело не только в этом. Лютеровская «ересь» несла в себе такое содержание, которое могло получить последовательное развитие лишь за пределами религиозной идеологии. Многие парадоксы, сформулированные доктором Мартинусом, нашли свое разрешение только в просветительских учениях, для которых само средневековое противопоставление «ортодоксии и ереси» уже утратило значение. Из реформаторского требования «нестесненной веры» развился принцип интеллектуальной и нравственной свободы; из противоречий нового церковного идеала — идеал правового государства. В горниле Реформации (уже не только немецкой, но и европейской) выковывались исходные установки раннебуржуазного правосознания, новый взгляд на мирское призвание индивида и новая деловая этика, созвучная нарождающемуся капиталистическому предпринимательству. Отчетливое теоретическое выражение они получили в совсем не религиозных сочинениях Джона Локка, Бенжамена Франклина и Адама Смита.

Надконфессиональное и мирское значение Реформации особенно важно подчеркнуть в противовес лютеранам-церковникам, которые издавна пытались представить себя в качестве единственных полноправных преемников лютеровских идей. За свою долгую историю лютеранская церковь, несомненно, проделала огромную работу по собиранию, толкованию и осмыслению духовного наследия реформатора. Но она же прославилась удивительной невосприимчивостью к самым смелым и плодотворным из его начинаний.